Иван Ольбрахт - Избранное

— Гм! — иронически улыбнулся Яндак. — Может быть, ты хочешь и меня подкупить?

Подградский пропустил это замечание мимо ушей и продолжал:

— В конце концов… к чему отрицать? Мы делали все это для того, чтобы приручить рабочих лидеров. Многим из них мы дали возможность разбогатеть другим способом — торговлей. Они проявили к ней блестящие способности. — Подградский сдержанно усмехнулся и заговорил чуть-чуть медленнее и выразительнее, но все тем же учтивым тоном светского человека. — В этом деле нам отлично помогли их жены и дочери. В конце концов по-человечески все это вполне понятно: почему бы жене социалистического лидера не жить в комфорте, не ездить в автомобиле, не одеваться в шелка и меха, не абонировать ложу в Национальном театре? Женщины податливее мужчин, которых подчас трудно склонить к переходу от твердых принципов к гибкой практике. Итак, торговля тоже оказала нам хорошую услугу. Если политический деятель из рабочих выполняет полученный от нас казенный заказ не так добросовестно, как мы могли бы требовать от профессионального коммерсанта, то… к нему нужно быть снисходительнее. Уж если говорить вполне откровенно, то мы были даже довольны, когда такой поставщик оказывался немного неточным, ибо эта неточность связывает. Тот, кто свершил с нами не совсем добропорядочную сделку, должен все время помнить, что мы можем в любой момент довести об этом до сведения его избирателей.

— Гм! — сказал депутат Яндак и попытался улыбнуться, но это ему не удалось. — Ты рассказываешь интересные вещи. Коррупция в Чехословакии? Не хочешь ли ты и меня подкупить? Может быть, тебе поручено предложить мне место в правлении какого-нибудь банка?

— Об этом, несомненно, можно будет со временем поговорить. Но сегодня я не могу тебе предложить этого.

— Чем же ты хочешь меня подкупить в таком случае?

Яндак пытался произнести это иронически, но иронии не получилось.

— Подкупить? — протянул Подградский, чуть пожал плечами, слегка наклонил голову и искоса взглянул на депутата. — В этом уже нет надобности.

Депутат стал бледен, как лежавшая перед ним бумага.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он, тщетно стараясь говорить спокойно.

— Это уже произошло.

Депутат вскочил.

— Что уже произошло?

— Садись, Карел, и не нервничай.

— Нет, нет! — кричал депутат, все повышая голос. — Что такое произошло? Ты имеешь в виду огнетушители?

— Да, — спокойно ответил Подградский.

— Какое мне до них дело? — яростно крикнул депутат. — Какое мне дело до этих огнетушителей? — Глаза его сверкали, он сжал кулаки, словно готовясь к нападению. — Какое мне вообще до вас дело?

— Садись, Карел, и выслушай меня.

— На это вы меня не возьмете, господа!

Голос Яндака стал хриплым.

— Садись, Карел. Вот увидишь, мы договоримся.

— Я не боюсь вас! — сказал Яндак уже слабеющим голосом.

— Убедительно тебя прошу, выслушай меня.

— Пожалуйста! — Яндак сделал величественный жест и сел. — Продолжай! Итак, огнетушители. Продолжай, это очень интересно!

Подградский тоже сел, глядя в упор на депутата, исполненный решимости не выпускать противника, загнанного в угол.

— Я неохотно начинаю разговор на эту тему и, как видишь, прибегаю к ней как к крайнему средству. Обстановка сейчас слишком серьезная, и ты слишком опасный для нас противник. Ты должен отказаться от пропаганды большевизма. Другого выхода у тебя нет. Ты должен сделать это. Я не выпущу тебя отсюда, пока ты не пообещаешь мне это.

— Хотел бы я знать, чем ты меня принудишь?

— Угрозой предать гласности акт об огнетушителях.

Глаза Яндака вновь блеснули.

— Эту сделку заключал мой брат.

— Эх, — махнул рукой Подградский, — разреши затруднить тебя изложением всего этого дела не так, как оно представляется тебе, а так, как оно известно нам, с нашей точки зрения. Твой брат всего лишь пекарь в городке Нова Пака, это верно. Но разве нам нужен был твой брат, исправный обыватель, далекий от политики, рядовой избиратель, не более? Нам нужен был ты, депутат Яндак, один из вождей пражского пролетариата, человек с опасной фантазией… Дело было весной прошлого года. Шло строительство и оборудование сотен казенных зданий, возможности получения заказов открывались невиданные. Твой брат — сообразительный человек, и он почуял это. И вот однажды ты обратился к нам с вопросом, не может ли твой брат получить заказ на огнетушители для какой-то там промышленной школы, которая строилась в вашем городе. Ты, очевидно, представлял себе дело так, что твой брат сможет заработать тысячу — полторы, которые ему очень пригодятся. Самая невинная протекция, не правда ли? В политической жизни тогда была полнейшая гармония, все мы общались между собой, партийных различий как бы не существовало, мы были опьянены свободой, как ты выразился. Кому могло прийти в голову, что через год мы станем заклятыми врагами? И вот, признаюсь тебе: нам это пришло в голову.

С помощью наших дипломатов за рубежом мы были лучше информированы, чем ты. Мы понимали, как пойдут события, и, зная характер депутата Яндака, догадались, на чью сторону он станет. Вождь пражских рабочих был нам очень нужен. Вот почему, когда ты обратился к нам с пустяковой просьбой о протекции, мы решили не упускать тебя и не ограничиваться полутора тысячами крон. Депутата Яндака нам надо было прибрать к рукам. И мы совратили тебя, откровенно сознаюсь в этом. Мы пропустили мимо ушей твой запрос об огнетушителях для школы и ответили тебе, что твой брат может получить заказ на двадцать тысяч штук. Это выглядело довольно дико: пекарь в роли поставщика огнетушителей в общегосударственном масштабе! Но таких случаев было больше, чем ты думаешь. Твой брат, очевидно, очень удивился этой цифре и сперва не знал, что делать. Но дело пошло на лад. Вы создали товарищество по торговле огнетушителями под названием «Спасение». Компаньонами были ты, твой брат, аптекарь Ржегак из вашего города и архитектор Вайгл из Праги.

Ты был негласным компаньоном. Но ты налогоплательщик, и из твоих налоговых деклараций было видно то, что мы и так знали: что ты компаньон этой фирмы… Вы заказали в Германии большую партию огнетушителей и продавали их чехословацкому государству по пятьсот двадцать крон за штуку, то есть на пятьдесят крон дороже любой другой фирмы.

— Они были лучшего качества.

— Не сомневаюсь. Лучший материал, бо́льшая прочность и полная гарантия — как все это называется на коммерческом языке. Допустим, что чистая прибыль со штуки составляла всего пятьдесят крон. Двадцать тысяч огнетушителей дают круглую сумму в миллион крон, — разумеется, на четверых, то есть двести пятьдесят тысяч крон на каждого. Это, конечно, не бог весть какое богатство, но все же небольшое состояние, достаточное для того, чтобы человек стал хозяйственно устойчивым, или, как мы говорим на политическом языке, благонадежным. За депутата Яндака стоило заплатить такую сумму. Но тем самым депутат Яндак взял на себя некоторые обязательства. Минимум — это не вредить нам. Пока он это обязательство выполняет, мы неизменно остаемся добрыми друзьями. Если нет, то нам придется вступить в борьбу. — Подградский помолчал. — Слушай, Карел, — сказал он мягко, — ты говоришь, что ваши огнетушители были лучше других? Верю. — Он отошел к письменному столу, вынул из папки какой-то документ, снова сел и заглянул в него. — Мы подвергли их экспертизе. Скажу по правде: мы сделали это всего две недели назад, когда столкновение с тобой казалось нам уже неизбежным. Скажу больше, мы дали понять обоим экспертам, что нас устраивает самый неблагоприятный отзыв. Вот он. Он начинается словами: «Огнетушители «Спасение», поступившие на экспертизу, представляют собой изделия крайне низкого качества. Если нельзя признать, что они полностью неэффективны, то безусловно весьма несовершенны…» Далее следует специальный анализ металлических частей, химического состава и так далее. В этом ты, наверное, понимаешь так же мало, как и я. Отзыв кончается так: «Поскольку в апреле прошлого года за огнетушители «Спасение» было уплачено из расчета пятьсот двадцать крон за штуку, следует считать, что переплата на каждом из них достигала двухсот пятидесяти крон». Таким образом, как видишь, ваша прибыль, очевидно, составила не один миллион, а пять.