Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

— Узнаете меня, сударь? Я генерал Горголи, начальник полиции.

— Как же, узнаю, ваше превосходительство.

— Так вот, мне немедленно нужны для дела исключительной важности двадцать пять тысяч рублей. До управы слишком далеко, чтобы за ними туда ехать, поскольку задержка все погубит. Прошу вас, дайте мне эти двадцать пять тысяч рублей, а завтра утром приходите за ними ко мне домой.

— Ваше превосходительство, — вскричал купец, обрадованный тем, что ему оказано такое предпочтение, — счастлив услужить вам; быть может, вам угодно больше?

— Ну что ж, дайте тридцать тысяч.

— Держите, ваше превосходительство.

— Благодарю! Завтра в девять часов жду вас у себя.

Мошенник тут же садится в дрожки и галопом уезжает по направлению к Летнему саду.

На другой день в назначенный час купец является к г-ну Горголи, который встречает его со своей обычной любезностью и, поскольку тот мешкает с объяснением цели своего прихода, спрашивает, что ему угодно.

Этот вопрос приводит в смущение купца, который, впрочем, вглядевшись поближе в генерала, начинает замечать некоторую разницу во внешности обер-полицеймейстера и того, кто накануне под его именем явился в магазин.

— Ваше превосходительство, — тотчас же кричит он, — меня обворовали!

И немедля рассказывает о невероятном обмане, жертвой которого он стал. Господин Горголи выслушивает его, не прерывая, а когда тот замолкает, надевает свою серую шинель и приказывает подать экипаж, заложив в него лошадь рыжей масти; затем он велит купцу еще раз во всех подробностях повторить всю историю, просит подождать его, а сам отправляется ловить мошенника.

Прежде всего г-н Горголи едет на Большую Миллионную улицу, проезжает мимо магазина обманутого купца, следуя в том же направлении, что и мошенник, и спрашивает будочника 1:

— Вчера я проезжал здесь в третьем часу дня. Ты видел меня?

— Так точно, ваше превосходительство.

— А куда я отправился дальше?

— К Троицкому мосту, ваше превосходительство.

— Хорошо.

Генерал направляется к мосту. При въезде на мост он спрашивает у другого будочника:

— Вчера я проезжал здесь в три часа десять минут пополудни. Ты видел меня?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Куда я держал путь?

— Вы изволили проехать по мосту, ваше превосходительство.

— Хорошо.

Генерал переехал мост и остановился у домика Петра I; навстречу ему из караульного помещения выбежал будочник.

— Вчера я проезжал здесь в половине четвертого, — сказал ему генерал.

— Так точно, ваше превосходительство.

— Куда я направлялся?

— На Выборгскую сторону, ваше превосходительство.

— Хорошо.

Господин Горголи едет дальше, решив проследовать по всему пути преступника. На углу Военно-сухопутного госпиталя он расспрашивает еще одного будочника. Тот направляет его к винокуренным складам. Оттуда обер-поли-цеймейстер едет по Воскресенскому мосту, от Воскресенского моста направляется прямо к концу Большой перспективы, а затем мимо торговых лавок к Ассигнационному банку. Там он в последний раз спрашивает будочника:

— Я проезжал здесь вчера в половине пятого. Ты меня видел?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Куда я поехал?

— На Екатерининский канал, ваше превосходительство, в угловой дом номер девятнадцать.

— Я зашел туда?

1Будочники — своего рода часовые, которые поставлены на углу каждой из главных улиц, в небольшом караульном помещении, именуемом будкой, и, не являясь ни штатскими, ни военными, в какой-то степени соответствуют нашим полицейским, хотя еще ниже их по рангу. Один из них непременно стоит с алебардой в руках на пороге будки, откуда и пошло наименование этих уличных стражников. (Примеч. автора.)

— Так точно, ваше превосходительство.

— А видел ты, чтобы я вышел оттуда?

— Никак нет, ваше превосходительство.

— Хорошо. Позови на свое место одного из твоих товарищей, а сам беги в ближайшую казарму и возвращайся сюда с двумя солдатами.

— Слушаю, ваше превосходительство.

Будочник убежал и минут через десять явился в сопровождении двух солдат.

Генерал подходите ними к дому № 19, велит закрыть все выходы, расспрашивает привратника и узнает, что разыскиваемый им человек живет на третьем этаже этого дома. Горголи поднимается туда, ударом ноги выбивает дверь и сталкивается лицом к лицу со своим двойником, который приходит в ужас от этого посещения, догадываясь о его причине, во всем сознается и тут же возвращает все тридцать тысяч рублей.

Как видно, уровень цивилизации в Санкт-Петербурге ненамного отстает от парижского.

Это происшествие, при развязке которого я присутствовал, отняло у меня, а вернее, позволило мне выиграть минут двадцать; примерно еще через двадцать минут наступал тот час, в который мне было позволено Луизой явиться к ней. И я направился туда. По мере того как я приближался к ее дому, сердце мое билось все сильнее, а когда я спросил в магазине, можно ли видеть Луизу, голос мой так дрожал, что мне пришлось дважды повторить свой вопрос, чтобы меня поняли.

Луиза ждала меня в будуаре.

Увидев меня, она кивнула мне с той изящной непринужденностью, какая свойственна только нам, французам; затем, протянув мне руку, она усадила меня, как и накануне, около себя.

— Ну вот, — обратилась она ко мне, — я уже занимаюсь вашими делами.

— О, — отвечал я с выражением, заставившим ее улыбнуться, — не будем говорить обо мне, поговорим о вас.

— Почему же обо мне? Разве речь идет обо мне? Разве я для себя хлопочу о месте учителя фехтования в одном из полков его величества? Что же вы хотите сказать обо мне?

— Я хочу сказать, что со вчерашнего дня вы меня сделали счастливейшим человеком, что со вчерашнего дня я ни о ком, кроме вас, не думаю и ни на кого, кроме вас, не смотрю, что я всю ночь не сомкнул глаз, опасаясь, что час нашего свидания никогда не настанет.

— Но вы же по всем правилам объясняетесь в любви.

— По правде сказать, воспринимайте мои слова как вам будет угодно. Я говорю вам не только то, что думаю, но и то, что испытываю.

— Вы шутите?

— Клянусь честью, нет.

— Так вы говорите серьезно?

— Совершенно серьезно.

— Поскольку всякое может быть, — произнесла Луиза, — а признание, пусть даже оно преждевременно, должно быть искренним, мой долг состоит в том, чтобы не позволять вам заходить слишком далеко.

— Отчего же?

— Дорогой соотечественник, между нами не может быть ничего, кроме доброй, искренней и чистой дружбы.

— Но почему?

— Потому, что у меня есть возлюбленный; а на примере моей сестры вы уже смогли убедиться, что верность — наш семейный порок.

— О я несчастный!