Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

В эту минуту один из моих соседей, услышав адский шум, доносившийся из моей комнаты уже минут десять, прибежал ко мне на помощь, думая, что меня убивают, и застал меня на ногах, с фонарем в одной руке, кинжалом в другой и в каске на голове. Первый вопрос, который у него возник, — не сошел ли я с ума.

И тогда, чтобы доказать ему, что с рассудком у меня все в порядке, а заодно дать ему некоторое представление о моей храбрости, я рассказал ему обо всем, что произошло. Сосед разразился хохотом: оказывается, я одержал победу над трубочистом! Я мог бы усомниться в этом, но мои руки, рубашка и даже лицо, испачканные сажей, свидетельствовали о справедливости его слов. Тут он пустился в объяснения, и все мои сомнения отпали.

В самом деле, если во Франции, даже зимой, трубочист всего лишь перелетная птица, поющая только раз в год с высоты дымовых труб, то в Санкт-Петербурге — это человек, без которого просто нельзя обойтись; так что по крайней мере два раза в месяц он совершает обход каждого дома. Однако его охранительная работа проходит по ночам, ибо, если днем открывать дымоходы печей и гасить огонь в каминах, в квартиры проникнет холод. Так что печи закрывают с утра, как только их натапливают, а камины — по вечерам, едва они гаснут. Поэтому трубочисты, работая по договоренности с домовладельцами, забираются на крыши по ночам и, даже не предупреждая об этом жильцов, опускают в дымоход связку колючих прутьев, в середине которой находится большой камень, и этой своеобразной щеткой прочищают сверху дымоход на две трети его высоты; затем, когда работа наверху закончена, они заходят уже в дом, проникают в квартиры жильцов и вычищают нижнюю часть дымохода. Те, кто к этому приучен или кого об этом предупредили, знают, что происходит, и нисколько в таких случаях не беспокоятся. К несчастью, меня забыли ввести в курс дела, и поскольку бедняга-трубочист впервые явился ко мне, чтобы заняться своей работой, то он чуть было не стал жертвой того, с какой быстротой я составил о нем неверное мнение.

На следующий день я убедился, что сосед сказал мне сущую правду: домохозяйка пришла ко мне утром и заявила, что внизу стоит трубочист и требует, чтобы ему вернули его фонарь.

В три часа дня граф Алексей заехал за мной в своих санях, которые представляют собой не что иное, как превосходный крытый двухместный возок, поставленный на полозья, и мы с невероятной скоростью покатились к месту сбора охотников, в загородный дом г-на Нарышкина, удаленный на десять — двенадцать льё от Санкт-Петербурга и расположенный в густом лесу; мы прибыли туда в пять часов пополудни и застали в сборе почти всех охотников. Через несколько минут приехали опоздавшие, и нас пригласили к столу. Нужно видеть званый обед у богатых русских вельмож, чтобы иметь представление о роскоши их застолий. Была середина декабря, и, когда я вошел в столовую, меня больше всего поразило великолепное вишневое дерево, стоявшее посреди большого блюда, которое занимало чуть ли не весь стол, и усыпанное вишнями, словно во Франции в конце мая. Вокруг этого дерева лежали горы апельсинов, ананасов, инжира и винограда — такой десерт трудно было бы найти в Париже даже в сентябре. Я уверен, что один этот десерт стоил больше трех тысяч рублей.

Мы сели за стол; в то время в Санкт-Петербурге привился превосходный обычай: еду полагалось разделывать дворецким, а напитками гости угощали себя сами; вследствие этого, поскольку русские по умению пить стоят на первом месте в мире, рядом с прибором каждого из сотрапезников, рассаженных, впрочем, самым удобным образом, стояло пять бутылок различных вин лучших марок: бордо, эперне, мадера, констанцское и токайское; что же касается мясных кушаний, то их здесь были горы, начиная с архангельской телятины и украинской говядины и кончая дичью, присланной отовсюду.

После первого блюда в залу вошел дворецкий, неся на серебряном блюде двух неизвестных мне живых рыб. При виде их все гости ахнули от удивления: то были две стерляди. Так как стерляди ловятся только в Волге, наименьшее расстояние до которой от Санкт-Петербурга составляет более трехсот пятидесяти льё, и могут жить только в волжской воде, то пришлось (пусть это хорошенько поймут наши Гримо де Ла Реньеры и удавятся!) пробить лед на реке, поймать в ее глубинах двух этих рыб, а затем везти их в течение пяти дней и пяти ночей в крытом и отапливаемом возке при температуре, не позволявшей речной воде замерзнуть. Вот почему каждая из этих рыб стоила восемьсот рублей, то есть более тысячи шестисот франков за пару. Легендарной памяти Потемкин и тот не поступил бы лучше!

Через десять минут эти рыбы снова появились на столе, но теперь уже до того великолепно приготовленные, что похвалы за столом достались как радушному хозяину, велевшему их поймать, так и дворецкому, под руководством которого они были зажарены; затем были поданы ранние овощи: зеленый горошек, спаржа, стручковая фасоль — по внешнему виду они вполне напоминали те огородные плоды, которые им надлежало изображать, но их однообразный и водянистый вкус никак этому внешнему виду не соответствовал.

По окончании обеда сотрапезники перешли в гостиную, где стояли карточные столы; поскольку я не был ни настолько беден, ни настолько богат, чтобы иметь страсть к азартным играм, я смотрел, как играют другие. В полночь, когда я отправился спать, уже было проиграно в общей сложности около трехсот тысяч рублей и двадцать пять тысяч крестьян.

На следующий день меня разбудили с рассветом. Доезжачие донесли, что в лесу окружностью примерно в одно льё поднято пять медведей. Я услышал эту новость, по мнению других столь приятную для меня, с легким содроганием. Как бы ты ни был храбр, всегда испытываешь волнение, сталкиваясь с неведомым тебе врагом, с которым приходится встречаться в первый раз.

Тем не менее я бодро надел свой костюм, сшитый так, что мне совершенно не нужно было бояться холода. К тому же, словно готовясь принять участие в нашем празднестве, сияло солнце; под его лучами температура воздуха в этот утренний час поднялась до пятнадцати градусов мороза, и следовало ожидать, что к полудню будет всего лишь семь-восемь градусов.

Спустившись вниз, я обнаружил, что все остальные охотники уже готовы, причем одеты они столь единообразно, что узнать друг друга можно было лишь с великим трудом. У подъезда нас ждали запряженные сани, мы сели в них и минут через десять подъехали к охотничьему домику.

Это был прелестный русский крестьянский дом, бревенчатый, рубленый, с огромной печью и с образом в углу, перед которым, по обычаю, все перекрестились, переступив порог. Нас ждал здесь плотный завтрак, которому все мы оказали честь; но я заметил, что, вопреки своему обыкновению, никто из охотников не пил. Впрочем, это вполне понятно: перед поединком никто ведь не напивается, а предстоявшая нам охота могла считаться настоящим поединком. К концу завтрака на пороге появился один из доезжачих — это означало, что пора собираться в путь. У входной двери каждый из нас получил по заряженному карабину, который мы должны были повесить через плечо и пускать в ход л ишь в минуту опасности. Кроме карабина, нам вручили по пять или шесть жестяных кружков, которые бросают в медведя, чтобы его раздразнить их лязгом и блеском.