Борис Верхоустинский - Лесное озеро (сборник)

После приема больных Марк Павлович идет в имение. Эмма Гансовна дома одна.

В столовой на стене оленьи рога; посуда на буфете расставлена в строгом порядке, около двери висит никелированный совочек с метелкою из разноцветных перьев.

Эмма Гансовна приветливо встречает гостя. Она в розовом батистовом платье.

— Ужасная вчера была гроза. Я не могла спать и все будила Фрица, мне одной было страшно.

Марк Павлович садится на стул, закуривает папиросу. Против него на стене ореховые часы с кукушкой. Кукушка скрывается в швейцарском домике, каждые полчаса она выскакивает оттуда и считает время.

— Милый, хочешь кофе?

— Нет, благодарю.

— Ну почему же?.. У нас очень хорошие сливки.

— Спасибо, не хочу.

Из златокудрой головки Эммы выпадает шпилька, Марк Павлович поднимает ее с пола и вручает Эмме.

— Danke sehr! — благодарит она, втыкая шпильку в косу.

— Ты не сказала? — спрашивает он ее.

Эмма Гансовна не понимает.

— Что?

— Ты не сказала твоему мужу?

— Ах нет, нет… Выпей кофе, я сварю очень скоро.

Она порывается взять с буфета кофейник, Марк Павлович задерживает ее.

— Не надо мне кофе, не надо же… Я не за тем пришел. Ответь мне прямо: останешься ты с мужем или уйдешь со мной?

Она ставит кофейник обратно на буфет и, засунув руки в карманы нарядного передничка, садится под часами, молчит.

— Ты меня любишь?

— О да!

Она ласково смотрит на него голубыми глазами.

— А мужа?

Эмма Гансовна вынимает руки из карманов и разглядывает розовые, тщательно подровненные ноготки.

— Я его уважаю… Он честный, порядочный, трудолюбивый…

— Mann! — злобно договаривает Марк Павлович. Она хочет рассмеяться, но выражение его лица пугает ее.

Ку-ку! — выскакивает из швейцарского домика кукушка. — Ку-ку!

Марк Павлович встает со стула.

— Ну, до свиданья.

— Подожди… Он ушел недавно, вернется к вечеру.

— Прощай!

Марк Павлович делает шаг к двери, но останавливается, подходит к Эмме Гансовне, берет ее руку.

— Решай же, родная… Не надо обмана и потаенности, мы будем смело смотреть всем в глаза…

Она молчит. Он обнимает ее. Их губы сливаются. Ему кажется, что нет такой силы, такой обязанности, которая могла бы разлучить его с Эммой. Она — маленькая лисица, но он приручил ее, она пойдет рядом с ним, не путая следов, не остерегаясь преследований — ведь она под его защитой.

— Решай же, Эмма. Я тебя буду ждать; ты придешь ко мне и навсегда останешься у меня.

Она не отвечает.

— Эмма, дорогая моя. Так надо!

Она отодвигается от него.

— Нельзя, милый. Тогда все будут говорить обо мне, что я бесчестная женщина, ушедшая от своего мужа.

— Поэтому, — усмехается Марк Павлович, — ты хочешь быть и действительно бесчестною, лишь бы про то никто не знал, лишь бы все было шито-крыто. Я не хочу предательства и обмана. Выбирай!

Из швейцарского домика выскакивает кукушка.

Ку-ку!

Прокуковав, она снова прячется в своем домике.

Марк Павлович целует руку Эммы Гансовны и выходит из комнаты. На крыльце его догоняет Эмма Гансовна, жалобно говоря:

— Какой ты нехороший!.. А я тебе приготовила подарок. Я вышила бисером и золотом — посмотри.

Она показывает ему бархатную туфельку-подчасник.

— Миленький рисуночек? Я его нашла в альбоме у Ворониных.

На туфельке золотое сердечко, а вокруг сердечка незабудки. Внизу же вышито готическими буквами:

Liebe mich so Ich dich, —

So lieben wir uns fürchterlich!

— Повесь на стене над кроватью… Я долго вышивала, когда оставалась одна.

Глаза Эммы Гансовны наполняются слезами. Марк Павлович засовывает подарок в карман и твердыми шагами уходит из имения. С Эммой надо быть твердым, всякое колебание гибельно. «Она придет! Она придет!» — думает он и возражает себе: «Не придет! Не нарушит уюта. Бескрылая!»

Дома Марк Павлович долго ищет маленький гвоздик, но находит только большой заржавевший крюк. Молотка тоже нет. Марк Павлович вооружается топором и прибивает им туфельку к стене. Крюк неуклюже торчит над золотым сердечком, над голубыми незабудками, над чувствительною надписью.

Эмма Гансовна больше не навешает Марка Павловича, он же избегает встреч с нею. Проломленную мужицкую голову ему удается благополучно починить, рука у больного парня тоже поправляется.

После приема пациентов, Марк Павлович надевает высокие сапоги, берет лукошко, отправляется за грибами.

Лес в двух верстах от села. Марк Павлович быстро минует поля. На них кое-где уже стоят скирды хлеба; бабы, высоко подоткнув подолы и обвязав головы повойниками, жнут.

— Бог помощь!

— Спасибо, родимый… Али во леси собрался?

— По грибы.

— Эва, тамотки, — указывает загорелой рукой жница на синеющий вдалеке лес, — боровиков много вылезло.

Марк Павлович продолжал свой путь.

В лесу он зорко поглядывает по сторонам. Вот краснеет у елки шляпа подосиновика: пропал, голубчик! Марк Павлович срывает его и кладет в лукошко. Потешные эти подосиновики — стоят, будто заслуженные генералы… Подберезовики, — те скромней: притаился во мху, шляпка темненькая, а на ней врос в самое тело сухой стебелек, сделал шрам… Марк Павлович кладет и подберезовика в лукошко; у гриба длинная, бледная ножка — вытянулся, будто подросток. Зато иной гриб сморщился, разбух, размяк, наклонил усталую голову — пора умирать. Марк Павлович сбивает его палкой и, насвистывая, зорко ищет молодых, веселых грибов.

Шелестит листва, перепархивают птицы с ветки на ветку, пахнет прелью земной.

Устав бродить, Марк Павлович ложится в тени дерев на мох и курит, слушая певучую лесную тишину. В лесу теряется связь с современностью: такой же он, как и встарь, сотню, тысячу лет назад. И тогда так же пели птицы, так же незлобиво шелестела листва. Ходил и ходил по дремучим дебрям неведомый богатырь — не глянет ли из-за елей, не свиснет ли буйным посвистом, не запоет ли про старину, про деяния…

Однажды Марку Павловичу удается увидеть кровавый поединок. Прилетает черный ворон, садится на кряжистый сук сосны, отрывисто каркает:

— К-кар! К-кар!

Прилетает другой ворон, опускается на вершину березы, тоже каркает:

— К-кар! К-кар!

Оба они не замечают притаившегося в тени грибника-человека.

И опять кричит один:

— К-кар! К-кар!

И опять ему вторит другой:

— К-кар!

Оба они, точно условившись, в одно время слетают с своих мест и в воздухе сшибаются. Летят перья, черным комом падает один из бойцов; его убийца, покружившись над ним, улетает. Так кончилась давнишняя вражда или, быть может, негаданная встреча.

Марк Павлович подходит к сраженному — ворон лежит в траве, раскинув черные крылья; череп разбит, зияет кровавая рана, из ноздрей струится кровь, глаза заволакиваются. Увидев человека, хищник вздрагивает, бросается в сторону, падает, обессилев, и с смертельной ненавистью каркает: