Анджей Струг - Новеллы и повести

В 1918 году Польша стала независимой республикой. «Поколение Марка Свиды» (1925) — один из наиболее значительных романов, созданных Стругом в это время, — отражает растущее беспокойство писателя при виде социальной действительности Польши, которая оказалась непохожей на взлелеянный образ свободной родины. В творчестве Струга крепнет тема критики мирового империализма и его польского варианта: он пишет романы «Деньги», «Богатство кассира Спеванкевича», «Миллиарды», открытый политический памфлет «В Ненадыбах жизнь что надо!».

Заметно меняется художественная структура и жанры произведений писателя: отходит на второй план лирическая, патетическая проза, уступая место, сатирическому, гротескному изображению действительности; новелла отодвигается, уступая, в свою очередь, место роману. Польшу спекулянтов и биржевых игроков, продажность и авантюризм правящих кругов рисует Анджей Струг в сатирическом романе «Богатство кассира Спеванкевича», где рассказывает историю кассира, слабонервного вора, из страха решившего вернуть в банк украденный миллион. Пародия на гангстера подкреплена здесь пародийно-гротескной картиной царящих в буржуазной Польше общественных отношений, благодаря чему похищенные деньги как бы отданы обратно трусу кассиру всей системой беззакония, коррупции, фантастической бессмыслицы.

Интенсивное и неизменно развивающееся новыми путями творчество Струга сочетается в этот период с его мужественной деятельностью в демократическом антифашистском движении. После майского переворота 1926 года писатель переходит в оппозицию к правительству, а у такого человека, как Струг, оппозиция могла быть только открытой и активной. Он рвет многие прежние дружественные связи, отказывается от орденов и почетных званий, отклоняет предложение стать президентом прорежимной Польской академии литературы.

Вся деятельность Струга как члена Главного совета ППС и неоднократного сенатора от левых кругов этой партии, его участие в образовании Общества рабочих университетов, работа на посту президента демократической Лиги защиты прав человека и гражданина, члена Центрального комитета МОПРа были отважной и непримиримой борьбой против фашизации страны, против попрания гражданских свобод в буржуазной «свободной» республике, за консолидацию всех прогрессивных сил. Струг видит, что реакция наступает и польскому народу придется выдержать с ней решительные бои, в успехе которых он не сомневается.

«Мы живем в канун весны. И мы верим. Верим, что будет крепнуть сопротивление фашизму… что динамика событий ведет нас к борьбе и победе» [9] «Wspomnienia o Andrzeju Strugu», str. 228. , — говорил он в 1936 году на одном из собраний Лиги.

Струг вступает во все более тесное сотрудничество с польскими коммунистами. В последние годы жизни он принимает деятельное участие в создании легального журнала КПП «Облик дня», в подготовке Львовского конгресса деятелей культуры, который явился большой победой КПП в ее борьбе за создание единого фронта борьбы против реакции. Только болезнь помешала Стругу присутствовать и председательствовать на этом конгрессе.

«Наступает такой исторический момент, когда уже недостаточна скептическая усмешка, когда молчание становится виной», — писал он в это время.

Смерть Струга (9 декабря 1937 года) была большой утратой для польской литературы и для всей борющейся Польши. Из жизни ушел большой писатель, ветеран революционного движения, человек, прошедший со своим народом долгий путь борьбы и испытаний, ставший для современников олицетворением непреклонности и бескомпромиссности.

так определил место Струга в польской литературе и в сердцах нового поколения борцов за социалистическую Польшу замечательный польский революционный поэт Владислав Броневский.

В предлагаемой книге читатель найдет произведения Анджея Струга, посвященные главным образом героическим и трагическим годам революции 1905 года. Именно эта часть его творчества всегда была особенно близка русскому читателю: рассказы и повести Струга печатались в прогрессивной русской прессе начала XX века, выходили отдельными изданиями в 20-е годы. Его творчество и в наши дни сохраняет большую познавательную и художественную ценность.

В. Витт

Душной июльской ночью на вокзале, забитом шумной, суматошной толпой, отыскали его неутомимо бдительные глаза шпика. Тотчас же со страшными предосторожностями были перекрыты все выходы на перрон, даже начальнику позвонили, ибо так приказал он сам — в случае чего.

Наконец-то, наконец.

Вот он и обложен — известный-неизвестный. Известный шпикам уже более двух лет, подробно, как ядовитый гад, описанный в жандармских инструкциях, в секретных циркулярах, имеющий свои досье, где подшиты донесения шпиков со всех концов страны и из-за границы — целые тома, подробнейшие исследования.

Вот и уловили неуловимого, — усмехаются бегающие глаза агентов, оживляются бледные филерские физиономии. Шпики радостно потирают руки, тихонько матерятся от радости, завидуют счастливчику, которому достанутся немалые наградные.

— Везучий Винничук, сукин сын.

— Я бы его тоже узнал, если бы мне не приказали стоять возле извозчиков на улице. Винничук всегда получает самую лучшую работу, а чем мы хуже? Где справедливость? Я и начальнику скажу…

— Триста рублей наградных! Господи боже мой… Вот уж кому везет, тому везет…

— Уговор, господа: не позволим Винничуку на этот раз отвертеться. Одну бумагу целиком на пропой. И никаких. Третья часть — это немного. Такое событие надо вспрыснуть.

— Погодите еще, — вступил в разговор четвертый агент, скептик и мизантроп, слабогрудый и немного кривобокий с той поры, когда некто, не опознанный по ночному времени, весьма чувствительно отколошматил его. — Погодите, он еще не ваш. Бывало ведь уже, что окружишь такого стервеца со всех сторон, а он все равно ускользнет, как сквозь землю провалится. Сколько раз бывало. Вот уж когда схватишь его, да руки за спину завернешь, да еще пару раз по морде… Знаю я их, сволочей, знаю… А если при нем револьвер, очень может оказаться, что по тебе же поминки справлять будут… Сейчас у них, гадов, пошла мода стрелять.

— Э-эх, служба наша…

Так беседовали сменившиеся агенты в комнатушке, затерянной в недрах огромного здания вокзала где-то между багажным отделением и залом третьего класса, толпились в коридоре, оклеенном расписаниями поездов, на повороте, где можно в момент вынырнуть и исчезнуть.