Джордж Джиссинг - Мученики пера

— У Діогена Лаэрція не было, душа моя, ни бочки, ни фонаря, насколько мнѣ извѣстно.

— Ну, все равно; одно это имя испугаетъ читателей, возразила Эми, уколотая его насмѣшливымъ тономъ.

— Значитъ, надо примириться съ тѣмъ фактомъ, что я не могу угодить на читателей.

— Пустяки! Стоило-бы только захотѣть... Ты ничуть не глупѣе Мильвэна.

Рирдонъ сдѣлалъ нетерпѣливый жестъ.

— Оставь, пожалуйста, Мильвэна въ покоѣ. Я и онъ — двѣ противоположности; что пользы безпрестанно сравнивать насъ?

Эми поглядѣла на него. Никогда еще не говорилъ онъ съ нею такимъ рѣзкимъ тономъ.

— Съ чего ты взялъ, что я васъ безпрестанно сравниваю?

— Если не вслухъ, то мысленно.

— Стыдно тебѣ, Эдвинъ, такъ говорить!

— Ты жалѣешь, что я не похожъ на него, что у меня нѣтъ его таланта. Но что-же дѣлать? Нѣтъ, — и конецъ! Пріятно-ли слышать, какъ намъ постоянно тычутъ въ глаза нашими недостатками?

— Хорошо, я никогда болѣе не произнесу имени Мильвэна.

— Это будетъ глупо.

— To-же самое я могу сказать и о твоемъ раздраженіи. Я не дала тебѣ никакого повода...

— Хорошо, прекратимъ лучше этотъ разговоръ.

Рирдонъ чувствовалъ, что семейное счастье его

рушилось, хотя и не могъ еще предусмотрѣть, въ какой формѣ это выразится. Передъ нимъ развернулась такая сторона характера Эми, которой онъ не подозрѣвалъ у нея; жена нетолько не была способна ободрять и поддерживать его въ борьбѣ съ нуждой, но, повидимому, не желала и дѣлить ее съ нимъ. Она постепенно отчуждалась отъ него; умственно они уже совсѣмъ разошлись, и онъ мучился вопросомъ, любитъ-ли еще она его хоть сколько-нибудь. Его нѣжности и ласки не встрѣчали уже отвѣта съ ея стороны; въ болѣе ясныя минуты она относилась къ нему только дружески. Вся теплота ея натуры изливалась теперь на ребенка, и Рирдонъ узналъ по опыту, какъ легко матери позабыть, что и у отца есть свои права. Онъ сталъ чувствовать даже нѣкоторую непріязнь къ ребенку; не будь его, сердце жены еще принадлежало-бы, можетъ быть, мужу безраздѣльно, да и нужда не дала-бы такъ скоро почувствовать себя. Перемѣна его чувствъ къ сыну не скрылась отъ Эми; онъ рѣдко спрашивалъ о немъ и слушалъ ея разсказы о малюткѣ съ равнодушнымъ видомъ. Это оскорбляло ее, но отчасти и радовало. Рирдонъ, какъ слабохарактерный и болѣзненно-чувствительный человѣкъ, склонный ссылаться на судьбу въ оправданіе своей слабости, говорилъ себѣ, что въ пылу страсти, если-бы она находила отвѣтъ со стороны жены, онъ легче поборолъ-бы окрутившія его обстоятельства; и вмѣсто того, чтобы бороться съ настоящими затрудненіями, онъ проводилъ часы въ мечтахъ о счастьи, которое могло-бы быть его удѣломъ.

Но даже и теперь нужно было лишь немного денегъ, чтобы поправить дѣло. У Эми не было какихъ-либо безумныхъ замашекъ; скромный, но утонченный образъ жизни, небогатая, но изящная обстановка и отсутствіе гнетущихъ денежныхъ заботъ снова развернули-бы лучшія стороны ея натуры. Она никогда не знавала нужды; не имѣть денегъ на необходимое — это казалось ей унизительнѣе всего. И за недостаткомъ какой-нибудь ничтожной суммы, счастье семьи должно было разбиться.

Весною появилось объявленіе о выходѣ новой книги Альфреда Юля: «Англійская проза въ XIX вѣкѣ», отрывки изъ которой уже раньше печатались въ періодическихъ изданіяхъ. Послѣдняя глава ея трактовала о современныхъ писателяхъ, въ особенности о тѣхъ, которые могли служить иллюстраціей къ тезису автора о томъ, что современная журналистика погубила хорошій слогъ. При этомъ въ нѣкоторыхъ изъ современныхъ журналистовъ пускались шпильки, которымъ, какъ можно было напередъ предсказать, не суждено было остаться безъ отвѣта. Во многихъ изданіяхъ появились злые критическіе разборы новой книги, задѣвавшіе и личность автора. Объ Альфредѣ Юлѣ заговорили, какъ не говорили со времени достопамятнаго столкновенія его съ Фэджемъ. Издатель на это и разсчитывалъ.

Въ слѣдующемъ номерѣ «Current», въ библіографическомъ отдѣлѣ, было посвящено около полустраницы новой книгѣ Юля, и отчетъ этотъ могъ-бы служить образцомъ легкомысленно насмѣшливой критики. Такой тонъ былъ характеристическою чертой всѣхъ изданій, которыя редактировались Фэджемъ, и массѣ нравилась эта черта. Критика другихъ рецензентовъ казалась тяжелой и скучной въ сравненіи съ этой легковѣсной, ядовитой болтовней.

Въ журнальномъ мірѣ распространился, однако, слухъ, что рецензія на книгу Юля написана не самимъ Фэджемъ, а молодымъ выдающимся сотрудникомъ «Current», Мильвэномъ. Слухъ этотъ, высказанный кѣмъ-то въ видѣ предположенія, былъ подхваченъ болтливымъ Куэрнби и не преминулъ дойти до ушей Альфреда Юля уже въ видѣ положительнаго факта.

Это случилось спустя мѣсяцъ послѣ визита Мильвэна къ Юлямъ. Когда Альфреду сказали объ этомъ визитѣ, онъ притворился совершенно равнодушнымъ; однако дочь поняла, что онъ недоволенъ этимъ знакомствомъ. Узнавъ послѣ того о переѣздѣ въ Лондонъ дѣвицъ Мильвэнъ, онъ сказалъ дочери, что она можетъ, если хочетъ, приглашать ихъ къ себѣ, но попросилъ избирать для этого такіе часы дня, когда гости никому не будутъ мѣшать въ домѣ.

Мэріанъ, по своему обыкновенію, промолчала. Черезъ день послѣ того, она получила записку отъ Доры, извѣщавшую о пріѣздѣ сестеръ, и тотчасъ пошла къ нимъ. Онѣ остановились въ меблированныхъ комнатахъ, недалеко отъ нея и отъ своего брата. Послѣ этого Мэріанъ стала часто навѣщать ихъ и нерѣдко встрѣчала у нихъ Джэспера; онъ никогда не освѣдомлялся объ ея отцѣ, и она никогда не приглашала его къ себѣ, тогда какъ сестры были у нея раза два. Оба раза отца ея не было дома.

Въ такомъ положеніи находились дѣла, когда однажды, передъ обѣдомъ, Юль позвалъ дочь изъ своего кабинета. Онъ только-что вернулся домой.

— Не хочешь-ли позабавиться, сказалъ Юль, когда она вошла, и протянулъ ей новый номеръ «Current», указывая рецензію объ его книгѣ.

Она прочла нѣсколько строкъ и швырнула томъ на столъ. Глаза ея заблестѣли гнѣвомъ.

— Меня возмущаютъ подобныя вещи. Нужно быть низкимъ и безсердечнымъ, чтобы такъ писать; надѣюсь, что ты не придаешь значенія этой болтовнѣ.

— Никакого, отвѣтилъ Юль съ притворнымъ равнодушіемъ. — Меня удивляетъ, однако, что ты не замѣчаешь литературныхъ достоинствъ этого произведенія; я полагалъ, что ты сейчасъ-же оцѣнишь ихъ.

Эти слова и тонъ его показались ей странными и она вопросительно поглядѣла на отца. Она слишкомъ хорошо знала его, чтобы не понимать, какъ глубоко онъ былъ раздражонъ подобнымъ отзывомъ объ его книгѣ; но отчего онъ, противъ своего обыкновенія, позвалъ ее, чтобы показать ей эту замѣтку, и отчего говоритъ такимъ язвительнымъ тономъ, — это оставалось для нея загадкой.

— Что ты хочешь сказать, папа?