Генри Рот - Наверно это сон

— Дай мне говорить! Ты дашь мне сказать?!

— Удавись сначала! — налетела она на него. — Он хочет... Вы знаете, что он хочет? Никогда не догадаетесь! Что хочет еврей? Деньги. Он пришел занять денег! И зачем ему деньги? Купить больший магазин. Только и всего! Он выжил из ума! Я скажу вам, что с ним случилось. Вчера ночью ему приснилось, что пришли полицейские и сняли с него ботинки, как они сделали с его дедом-банкротом в Вильне. Это стукнуло ему в голову. Он испугался. У него пенятся мозги. Спросите его, где он сейчас находится? Вряд ли он сможет вам ответить. А как вы поживаете, Альберт? Давненько мы не виделись! Ты должен захаживать к нам иногда, поглядеть на нашу лавчонку, на наши "бон-боны". Ух, сколько их у нас! Хе! Хе! И попить содовой!

Отец ничего не отвечал.

Тетка продолжала, будто и не ждала ответа:

— Почему ты держишь его на руках, Геня?

— Просто, просто чтоб почувствовать, сколько он весит, — ответила мать неровным голосом, — а он тяжелый!

Она наклонилась, чтобы опустить Давида на пол.

— Нет, мама! — зашептал он, цепляясь за нее. — Не надо, мама!

— Хоть на минуту, любимый! Я не могу так долго держать тебя на руках. Ты слишком тяжелый! — Она поставила его на ноги. — Вот! Стоит только его взять на руки, ни за что не хочет на пол. — И все еще держа дрожащую руку на плече Давида, она повернулась к Натану: — Деньги? Но... — она смущенно засмеялась, — кажется, мир сошел с ума! Что заставило вас выбрать именно нас? С тобой все в порядке, Натан?

Уставив свои горящие, загнанные глаза на Давида, Натан открыл было рот.

— Конечно, — не дала ему говорить тетка, — конечно, у вас нет денег. — Она толкнула мужа локтем под ребра. — Так я ему и сказала. Теми же словами!

Почти в обмороке от сознания своей виновности и страха, Давид спрятался за спину матери. Рядом был отец: руки скрещены на груди, ноздри раздуваются в приливах и отливах возбуждения. В сером свете окон его лицо выглядело каменным, и только ноздри да вздувшаяся на лбу вена казались живыми.

— Вы не присядете? — спросила мать с надеждой. — Вы устали оба. Приготовить ужин еще на двоих много времени не займет. Пожалуйста, останьтесь!

— Нет! Нет! Спасибо, сестра! — решительно ответила тетка.

— Жаль, что мы не можем помочь тебе, Натан. Ты знаешь, мы бы помогли, если бы у нас было!

Кусая губы, Натан смотрел в пол и качался, как будто сейчас упадет.

— Мне нечего сказать, — промычал он тупо, — она все сказала.

— Видите? — теткин голос звучал победно: — Теперь ему стыдно. Но теперь он мне нравится! — Она начала подталкивать мужа к двери. — Пошли, мое сердце! Миссис Циммерман ждет. Покупатели подумают, что я хороню тебя.

— Ну и хитра! — ответил он мрачно, отталкивая ее. — Но подожди! Когда-нибудь ты еще будешь смеяться в конвульсиях!

Не обращая внимания на его слова, тетка открыла дверь:

— Спокойной ночи, сестра! Прости его! Он всегда был хорошим мужем, но сегодня... Пошли, ты!

Прячась за матерью, Давид наблюдал, как тетка тащила упрямого супруга к двери. Она выручила. Но отец!

— Подожди!

Впервые с момента их прихода отец заговорил. Он вдруг разнял руки, скрещенные на груди, и подошел к двери.

— Подожди! — Он схватил Натана за плечо, возвышаясь над ним. — Вернись!

— Что ты хочешь от моего мужа! — закричала тетка. — Оставь его. Ему и без тебя хватает неприятностей. Пошли, Натан!

Она удвоила свои усилия, цепляясь за другое плечо Натана.

— Это ты отвяжись от него! — грозно прорычал отец. — Ты с твоим проклятым враньем! Входи, Натан!

В смятении Натан переводил взгляд с одного лица на другое.

— Я сказала, пусти его! — бешено завопила тетка. — Дикий зверь, убери свои когти!

— Не ты меня заставишь!

— Альберт! Альберт! — испуганный голос матери. — Что ты делаешь! Пусти его!

— Нет! Нет! Пока он не скажет!

После недолгой борьбы на пороге отцу удалось втащить их в комнату и захлопнуть дверь. Шляпа Натана валялась на полу.

— Слушай меня, Натан! — Отец стучал своей жесткой рукой по его груди. — Ты пришел сюда, чтобы что-то сказать. Говори!

— Н-ничего! Ничего! Видит Бог! Берта все вам сказала! Чтоб меня дьявол забрал, если это не так! Магазин! Я хотел! Я видел! Это все! Да, Берта?

— Ты дурак! — плюнула она на мужа. — Не говорила я тебе — не ходить сюда? Что ты хочешь от него?

Пылая бешенством, она наступала на отца.

— Оставь его, дикий зверь! Слышишь? Он пришел за деньгами и ничего больше! Сколько раз тебе надо говорить? Я не собираюсь дальше терпеть твое безумие!

— Придержи свой язык! — отец начал дрожать. — Ты, вероломная корова! Я давно тебя знаю. Я знаю, что ты уже что-то натворила. Говори, Натан!

Он стукнул кулаком по умывальнику:

— Не дай ей провести себя! Что бы это ни было! Не бойся меня! Только правду! У меня есть на то причины! Я выясню все!

— Что он говорит? — теткины глаза вылезли из орбит, — какой новый псих нашел на него?

— Альберт, прошу тебя! — мать схватила его за руку. — Если ты скандалишь — скандаль со мной. Оставь человека в покое. Он все тебе сказал.

— Сказал? Ты так думаешь? Или притворяешься? Но я знаю лучше! У меня есть глаза! Я-то видел! Ты будешь говорить? — гневно оскалив зубы, он навис над сжавшимся Натаном.

— Я — я — уже сказал в-все, — с дрожащими губами Натан нащупывал рукою дверь за своей спиной, — мне надо идти! Берта! Пошли!

Но отец прижал дверь ладонью:

— Подождешь! Ты не уйдешь, пока не ответишь мне на один вопрос! И ты ответишь мне!

— Чего ты хочешь?

— Почему, когда ты открыл свой рот и хотел говорить, и эта ослица затолкнула твои слова обратно, почему ты смотрел на него? — отец махнул рукой в направлении Давида. — Почему ты смотрел? Что ты хотел сказать о нем?

— Я — мне нечего сказать. Я не смотрел на него. Оставь меня, ради Бога. Геня! Берта! Не давайте орать на меня!

— Альберт! Альберт! Перестань мучить человека!

— Будь ты проклят! Дьявол! — тетка пыталась протиснуться между ними. — Ты, псих! Пусти его!

Отец отшвырнул ее в сторону:

— Скажешь? Скажешь, что он сделал? Или ты хочешь, чтобы моя злоба вышла из берегов?

— Ох! Ох! Горе мне! — Берта наполнила комнату громкими причитаниями. — Горе мне! Вы видели, что он сделал? Он толкнул меня! Меня, с ребенком в животе. Чудовище! Ты убил ребенка! Чтоб тебя повесили! Чтоб...

— А хоть и двойня, меня это не волнует. Я хочу знать, что сделал этот щенок! Я жду!

Его голос сжался:

— Говорю вам, моему терпению пришел конец!

Натан начал оседать, будто падая в обморок.

— Он — ох-ох-ой! Ой! Он...

— Ни слова! — закричала Берта. — Открой дверь, или я позову на помощь! Выпусти нас!

Они смотрели друг на друга в тишине такой ужасной, что, казалось, комната от этого взорвется.

Слепой от ужаса, никем не замеченный, Давид прижался к печке. "Здесь, здесь", — бормотал голос внутри него. Его дрожащая рука проникла в темную нишу между печкой и стеной.