Дональд Бартельми - Мертвый отец

Прекрасно исполнено, сказал Томас, ты на обед свободен?

Спасибо, сказал Мертвый Отец, думаю, да.

Джули утирала чело Мертвому Отцу — своим носовым платком.

Давненько уж я подобного не слышала, сказала она, весьма давненько, вообще-то со студенчества.

Спасибо, сказал Мертвый Отец.

Людям очень понравилось, сказал Томас.

Да, сказал Мертвый Отец.

Положительно на краешке стула ерзала, сказала Эмма, говоря образно.

Спасибо, сказал Мертвый Отец, не два пальца обоссать.

Довольно! сказала Джули.

С чего это, спросил Мертвый Отец, лишь мне одному из всех участников этой экспедиции не позволен поганый язык?

Потому что ты старый пердун, сказала она, а старые пердуны должны быть исключительно чисты языком, дабы смягчать отвратительность своего старопердунства.

Мертвый Отец дернулся, натянувши трос.

Гляньте, как у него красное к верхушке подымается, отметила Эмма.

Мертвый Отец ринулся вдоль по дороге, трос его за ним.

Он опять намерен это сделать, сказал Томас.

Ускоренным шагом они последовали.

Мертвого Отца они обнаружили стоящим в лесу, истребляющим. Сперва он истребил зайца-беляка, разрубивши его напополам одним махом, а затем истребил он ехидну, и потом он истребил двух рыжих намбатов, а затем, вихрем крутя огромный клинок над головою, он истребил валлаби и лемура, и трио уакари, и коату, и кальмара обыкновенного. После чего, перемещаясь тудой и сюдой по зеленой тропинке, в ярости своей он расправился с макакой и гиббоном, и с четверкою невинных шиншилл, что праздно стояли близ, наблюдая сию великую бойню. Затем передохнул он, стоючи, вонзив кончик меча своего в землю и сложивши длани на его рукояти. Потом сызнова, будто бы охваченный припадком, занялся кровавой своею работой, истребивши луговую собачку и бобра, и суслика, и динго, и медоеда, и выдру, и домашнюю кошку, и тапира, и поросенка. После чего гнев его распалился, и потребовал он булат еще большего веса и длины, кой и был принесен ему метафорически присутствующим охотничьим слугою, и, схвативши его двумя своими изящно вылепленными и благородными руками, поднял он его над головою, и всякая живая тварь в пределах его досягательства задрожала, а всякая мертвая тварь в пределах его досягательства вспомнила, как такою стала, и сами древеса лесные, казалось, воистину съежились и отступили. Затем Мертвый Отец истребил бородавочника и пятнистого олененка, и доверчивую овцу, и юную козочку, и игрунку, и двух борзых, и собаку для охоты с приманкой. После чего, злобно пхнувши благородной и изящною ногой горы истребленных, сырых и липких трупов, орошавших землю кровью со всех сторон, он прочистил себе путь к компании пялящихся пеликанов, во мгновенье ока откромсавши мягкие белые тонкие шеи их от тел. Затем он истребил казуара и фламинго, и птицу поганку, и цаплю, и выпь, и пару уток, и орущего павлина, и танцующего журавля, и дрофу, и якану, и, стерши священный пот с чела своего отделанным горностаем рукавом, истребил вяхиря и какаду, неясыть и полярную сову, сороку и трех галок, ворону и сойку, и голубку. После чего потребовал он вина. Принесли ему серебряную плоскую бутыль, и осушил он всю ее одним глотком, между прочим поглядывая краем рубинового ока своего на маленькую игуану, что растаяла в ужасе на ветви древесной. Затем отшвырнул он серебряную бутыль в объятья вымышленного виночерпия, оросивши гипотетически белое облаченье виночерпия киноварью (предположительно) вина, и раскроил игуану на две половины острием меча своего с тою же легкостию, с каковою изощренный в таинствах разделывает рыбу. Потом Мертвый Отец возобновил мечебуйство свое уже всерьез, истребляя различных мелких зверюшек всевозможных разновидностей, да так, что горы громоздились, исходя паром, ошуюю и одесную от него с каждым страстным его шагом. Жаба сбежала.

Тяжкий труд, сказал Мертвый Отец с довольным видом. Зрите, сколько!

Томас собирал тушки съедобного.

Зрите, сколько! снова сказал Мертвый Отец.

Поистине внушительно, сказала Джули, чтоб ему стало приятно. Мечеборства такого качества не наблюдалось со времен Фритьофа, Ланселота, Парацельса, Руджеро, Артегаля, Отуэля, Ожье Датчанина, Ринальда, Оливье, Трэлла Колла, Хакона I и Шевалье Баярда [26].

Довольно неплохо, мне кажется, сказал Мертвый Отец, для старика.

Его дымящийся кинжал отерт о зеленую траву.

Несводимый взгляд Эммы (восхищенный).

Смотри, какой длинный, сказал Мертвый Отец, и до чего податливый.

Он иссек воздух несколькими фигурами: квинтой, секстой, септимой.

А теперь — обедать, сказала Джули.

Из ранца извлекла она новую скатерть и новый план рассадки.

Меня возвысили, в компоновке! воскликнул Мертвый Отец.

Временное счастье Мертвого Отца.

А меня — низвели, сказал Томас. Он бросил на Джули прямой взгляд.

Джули ему прямой взгляд вернула.

Мертвый Отец взялся за голый палец на ноге Джули.

Изволь не неволить мой палец.

Мертвый Отец продолжил стискивать палец на ноге.

Палец, сказал он, вот интересное словцо. Палец. Палец. Палец. Палец. Палец. Жилистый палец. Красные линии на пальце. Сочный палец. Сочный, сочный палец. Сочный сочный сочный...

Мертвый Отец разместил ее палец ноги у себя во рту.

Томас резко стукнул Мертвого Отца по лбу, через всю скатерть.

Палец выпал изо рта. Мертвый Отец схватился за лоб.

Ты стукнул Отца в лоб, сказал он между стонами. Опять. Тебе не следует стучать Отца. Ты не должен стучать Отца. Ты не можешь стучать Отца. Бить священного и святого Отца есть оскорбленье чреватейшей природы. Бить благородного, мудрого, всещедрейшего Мертвого Отца есть...

Еще поганки? спросила Джули.

Есть горчица? спросил Томас.

В горшочке.

Войска покормились? спросила Джули.

Томас вгляделся в дорогу. Видны были костры полевых кухонь.

Они едят от пуза, сказал он, поскольку знают, что впереди.

А что впереди? спросил Мертвый Отец.

Венеды, сказал Томас.

Венеды? Что они?

Они то, что впереди.

Что в них самобытного? спросил Мертвый Отец.

Мы им не нравимся.

Он воздел руку и вяло крутнул ею, представляя тем самым небреженье и незначимость.

Не нравимся? Это почему?

Во-первых, потому что мы вооруженные и посторонние гуляки по их владеньям. Во-вторых, потому что ты, в одном из обличий своих, — исполинский, чуждый и внушающий ужас предмет.

Ужас я и впрямь внушаю, сказал Мертвый Отец. Лучше всякого. Целую жизнь на это извел. А я некогда не правил ли венедами?

Правил, правил, сказал Томас, железною рукой.

Как же это я не правлю ими больше?

Это из-за того, что ты соскальзываешь в звездную- звездную ночь, сказала Джули, вместе со всеми своими деяньями и посулами. Правление венедами у тебя отобрали в 1936-м.