Дональд Бартельми - Мертвый отец

Я утомлен, сказал Мертвый Отец.

Мужайся, сказал Томас, скоро закончится.

Ревенье, сообщили мне они, было гласом Великого Отца Змия, требовавшего крайних плотей непосвященных, но мне ничего не грозит, моя крайняя плоть уступлена давным-давно, хирургу в больнице. Подбираясь ближе сквозь сплетенье лоз, я различил очерк змея громадной величины, державшего в пасти своей лист жести, на коем что-то было начертано, ревы громыхали жестью, и я не сумел разобрать посланье. Сторожа мои выволокли пирогу на клок земли, где покоилось чудовище, и подступили к нему с сугубым почтеньем, а кто б нет, крича в ухо ему, что я прибыл на проверку загадкой и для выигрыша себе блага и что, если он к тому расположен, они примутся облачать его к загадыванью. Великий Отец Змий весьма благосклонно кивнул и, раскрывши рот свой, выпустил из него лист жести, кой с оборотной стороны своей отдраен был до яркости зеркальной. Мои сопровождающие установили зеркальную его сторону таким манером, чтобы тварь могла рассматривать себя с любовью, покуда происходят вкруг него хлопоты, я же тем временем задавался вопросом, возможно ли мне будет подползти под низом у него и прочесть написанное там. Сперва обернули они Великого Отца Змия в тонкую бельевую мелочь мягкошепотной изменчивой тафты цвета румянца, извлеченной из гардероба красного дерева габаритов изобильных, расположенного за ним, сражаючись с полчаса за то, чтобы покрыть всю его немалую длину.

Мне он нравится, сказал Мертвый Отец, тем, что мы с ним оба длинны, очень длинны.

Придержи сужденье, сказал Томас, мы еще не вполне добрались до конца.

Затем они надели на него, сказал Томас, нечто вроде алой юбки, начиненной подбивкою и складчатой, и вспоротой так, дабы показывать богатую внутреннюю подкладку алого посветлее, два алых этих вместе дерзко выставлялись на погляд при малейшем его движенье или колебанье. Великий Отец Змий не глядел ни вправо, ни влево, а строго пред собою на собственное бледно-желтое изображенье в жести. Следом они покрыли верхнюю, сиречь более головную его длину, легким жилетом белого шелка, расшитым нитью цвета мускатного ореха и нитью цвета гусиной неожиданности, оные переплетались, и отделанным легким взбитым кружевом. Затем обрядили они его в нечто вроде камзола серебристой парчи с прорезями пурпура и опять же с прорезями злата, рукава же для его не-рук болтались, подобранные мелким жемчугом, у камзола имелось четыре с половиной дюжины пуговиц, а пуговицы те одной дюжиной из слоновой кости, одной из шелка, одной из шелка и власа, одной из сплетенья златой и сребряной канители, и еще шесть алмазов, оправленных в золото. Далее надели они на него плащ великий, содеянный из нестриженного бархата, внутри грушевого окраса, а снаружи расшитый сверху и по спине бисером и жемчугом числом без счета и содержащим две дюжины пуговиц, все они вместе почти два часа застегивались, пока же застегивались они, я все ближе подбирался к исподу жести, коя выше меня была и опиралась на древесный ствол, дюйм за дюймом, а иногда и полдюйма, дабы на взгляд движенья мои были неприметны. Потом опоясали они его посередь кушаком красного золота с жемчугом и блестками, дабы висел на нем его кортик, к оному кушаку пристегнуты пряжкою были ножны (кожи цвета буйвола, изработанной позументом из серебряной канители и крашеного шелка), державшие в себе сияющий раздвоенный язык двух метров длиною. Когда возложили они на продолговатую главу его французскую шляпу с ее солидным произведеньем златосечца и долгим черным пером, я скользнул под жесть и выскользнул вновь, и просто не поверил глазам своим, увидев написанное. Великий Отец Змий кивнул раз собственному отраженью, выхватил язык из ножен и провозгласил, что готов загадывать.

Вот какова загадка, сказал Великий Отец Змий с великим росчерком двуконечного языка своего, и гадина она редкостная, скажу я тебе, самый что ни есть аркан во всем аркануме, нипочем не угадаешь и за сто тысяч лет человечьих, частью своей, должен тебе заметить, уже израсходованных тобою на бесполезное житье и дыханье, но все ж попробуй, рискни давай: К чему душа твоя сейчас лежит? К убийбийствию, ответил я, ибо именно сие прочел я на исподе жестянки, словесо убийбийствие, начертанное изящным тонким почерком. Ишь ты поди ж ты, сказал Великий Отец Змий, он просек, и два негодяя мигнули мне в ошеломленном изумленье, да и сам я изумился, и поразился, но изумлялся я и поражался той близости, с каковой ответил я, соответствующей моему истинному душеизъявленью, моим утраченным чувствам, коих никогда не отыскивал я допрежь. Полагаю, сказал Отец Змий, что благо, коего желаешь ты, есть способность свершить сию мерзость? Конечно, сказал я, что ж еще? Дадено, стало быть, сказал он, но позволь тебе напомнить, что часто достаточно владеть силою. Делать тут ничего бывает и не надо. Ради успокоенья души. Я поблагодарил Великого Отца Змия; он поклонился в ответ весьма сердечно; спутники мои возвратили меня в большой город. Я блуждал по большому городу с убийбийствием на уме — грезою заики.

Небывальщина это, сказал Мертвый Отец. Не верю я, что оно так бывало.

Ни один сказ не случается так, как мы его рассказываем, сказал Томас, но мораль всегда верна.

Какова же мораль?

Убийбийствие, сказал Томас.

Убийбийствие не есть верно, сказал Мертвый Отец. Священного и благородного Отца не должно убивать. Никогда. Абсолютно нет.

Я ни о ком конкретно не говорил, сказал Томас.

Он не сводил взгляда с ременной пряжки Мертвого Отца.

Очень пригожая у тебя пряжка, сказал он, раньше я ее не замечал.

Ременная пряжка была серебряной. Площадью шесть дюймов. Рубин-другой.

Мертвый Отец обозрел свою ременную пряжку.

Дар граждан, много Дней Отца назад. Одно из нескольких сотен пышных подношений, в тот День Отца. Можно мне примерить? спросил Томас.

Хочешь примерить мой ремень?

Да, я бы хотел примерить его, если ты не против. Разумеется, можешь примерить его, если желаешь. Мертвый Отец расстегнул ремень и вручил его Томасу.

Томас застегнул на себе ремень Мертвого Отца.

Мне нравится, сказал он. Да, он на мне хорошо смотрится. Пряжка. Можешь взять ремень обратно, если хочешь.

Моя ременная пряжка! сказал Мертвый Отец.

Ты же наверняка не против, сказал Томас. Несомненно, у тебя и другие есть, столь же шикарные.

Он вернул обеспряженный ремень Мертвому Отцу.

Я не против?

А ты против?

Да, заинтересованно спросила Джули, ты против?

Я всегда был довольно-таки расположен к этой.

Но у тебя точно есть другие, столь же прекрасные. Да, у меня великое множество ременных пряжек. Какой восторг это слышать.

Не здесь. Не с собой, сказал Мертвый Отец.