Дональд Бартельми - Мертвый отец

Что меня не взяли, сказал Мертвый Отец.

Пуговка пуговка у кого пуговка [21]? пропела Джули. У меня пуговка.

Можно посмотреть? спросил бармен.

Можно мне еще выпить?

На стойке бара возник двойной скотч.

Джули опрокинула в себя скотч. Затем сняла блузку. Под блузкой ничего не было.

Я не это имел в виду, сказал бармен, но Боже Всемогущий.

Собралась толпа, как мужчин, так и женщин. Они хохотали.

Томас пригладил рукой живот Джули.

Не трогай! сказала она, а то другие рассердятся.

Толпа прекратила хохотать, как мужчины, так и женщины, придвинулась ближе, взирая на Томаса гневными взорами.

Вы кем это себя возомнили? возопил один мужчина гневно.

Возлюбленным этой дамы, крикнул в ответ Томас.

Оставь наш живот в покое! крикнул мужчина.

Ваш живот? едко спросил Томас.

Они столпились ближе.

К животу потянулись руки.

Обычно у нас такие не собираются, сказал бармен.

Томас принялся писать что-то на животе помадой. На белом животе, в интересную складочку.

Ох ты негодяй! вскричала толпа. Ох ты мерзавец!

Джули развернула живот к толпе. Солнечный свет отскакиваючи от кончиков ее грудей (пурпурных).

Эмма дуясь у бара. Пия кампари-с-содовой.

Томас протянул Джули блузку.

Наш живот! сказали они. Он его отнимает!

Живот вздымался, как батут, в направлении его воздыхателей.

Джули надела блузку, заправив свободные полы ее себе в длинную темно-зеленую юбку до земли.

Она посмотрела на Томаса.

Я совсем растеряла красу?

Пока нет, сказал он.

Вполне чудесно, сказал Мертвый Отец. Я оскорбился, разумеется.

Мучайся, сказала Джули.

Твое розовое на фоне зелени полей, сказал Томас. Несколько моих любимых цветов.

Мне сказали, ты не различаешь цвета, когда ты был мальчишкой, сказал Мертвый Отец. Я так и не поверил, что ты их не различаешь. Сын мой.

Я думал, что не различаю, сказал Томас, потому что мне сказали, что я их не различаю. Зеленый, говорили.

Я никогда не считал, что ты не различаешь цвета. Ты видел то, что мы договорились называть зеленым.

Я видел то, что считал и по-прежнему считаю зеленым.

Никогда не думал, что ты не различаешь цвета, да и что ты туп, сказал Мертвый Отец, что бы ни твердили мне специалисты.

Ты надеялся, сказал Томас. Благодарен за это.

Моя критика сводилась к тому, что ты никогда не схватывал перспективу, сказал Мертвый Отец. Молодые люди никогда не понимают картину целиком.

Я не утверждаю, что и сейчас ее схватываю. Раму я понимаю. Пределы.

Конечно, раму понять легче.

Люди постарше склонны раму упускать, даже когда смотрят прямо на нее, сказал Томас. Им не нравится о ней думать.

Александр подошел к Томасу.

Глянь-ка, сказал он. И показал.

Всадник на горке.

Думаю, он за нами следит, сказал Александр.

Ты его уже видел?

Вчера. Всегда держится на том же расстоянии.

Не из тех, кого мы миновали раньше на дороге?

Нет. Те были вороные, этот гнедой.

Интересно, кто это, сказал Томас. Он глянул на часы Мертвого Отца, которые носил на запястье.

Ладно, сказал он, пустимся наутек.

Трос натянут. Ковылянье по дороге. Всадник следом.

Томас помогаючи тянуть трос. Джули неся ранец. Мертвый Отец едя миску шоколадного пудинга.

Когда я попросил вас помочь, сказал он, это не потому, что мне нужна была помощь.

Нет, конечно, сказал Томас.

Я это делаю ради тебя, по сути, сказал Мертвый Отец. На общее благо и тем самым для тебя.

Томас ничего не сказал.

И столько всего еще, сказал Мертвый Отец.

Томас ничего не сказал.

Ты так ничего и не узнал, сказал Мертвый Отец.

Ты нам говорил, сказал он, не раз и не два.

Ох ну да, время от времени я мог упоминать инициативу-другую. Но ты никогда не знал. В полнейшем смысле. Потому что ты не отец.

Отец, сказал Томас. Ты забыл Элси.

Не считается, сказал Мертвый Отец. Сын никогда не может в полнейшем смысле стать отцом. Возможно некое количество любительских усилий. Сын может после честного предприятия произвести то, что некоторые могли бы назвать, в узком смысле, детьми. Но он остается сыном. В полнейшем смысле.

Тишь на миг.

Есть от нее весточки? От Элси?

Открытка была, сказал Томас, три месяца назад. Картинка щеночка с огромными глазами, прямо на тебя смотрит. Люблю, сказала она.

Четыре месяца назад, сказала Джули.

Три с половиной месяца назад. Она сказала, что играет в хоккей на траве. Левым полусредним нападающим, сказала.

Хоккей, сказал Мертвый Отец. Гоняться по всему полю за этой круглой твердой штучкой. Развивает мышцы бедер. Превыше желаемого — иногда.

Томас дернул за трос. Мертвый Отец рухнул. Джули и Эмма подняли его.

Здоровенные узловатые пучки бедренных мышц, как блюдо красных пустых панцирей от омаров, сказал Мертвый Отец, так себе и представляю. Антиэстетично. Прискорбно видеть в двенадцатилетке.

Я писал, чтоб она не увлекалась им чрезмерно, сказал Томас, через плечо.

Ты зачем его терпишь? сказал Джули Мертвый Отец. Мальчишка. Новорожденный. Слабак. Вероятно, и пуговку еще не отыскал.

Отыскал, сказала она.

Крупная? спросил Мертвый Отец.

Довольно-таки.

Нежно-красная?

Нежная вполне.

Можно посмотреть?

Ох как я от тебя устала! воскликнула Джули.

Она воздела руки с кулаками на концах.

А я от тебя не устал, сказал Мертвый Отец.

Круто тебе не повезло, сказала она. А не мне круто не повезло. Тебе. Крутись-ка.

Сиська, сказал Мертвый Отец. А соснуть?

Ты уму непостижим.

Томас вернулся к Мертвому Отцу и резко двинул его в лоб.

Мертвый Отец сказал: Это чертовски неприятно!

Затем: Был бы я снова собой!

Продвигаемся успешно, сказал Томас.

Когда я весь обольюсь его великим желтым электричеством, сказал Мертвый Отец, тогда и воспряну к жизни.

Слишком многого лучше не предвкушать, сказал Томас, а то возможности растрясаются.

Возможности! Но ведь Руно же — не просто возможность?

Это превосходная возможность, быстро сказала Джули. Чудесная возможность.

Вы заметили погоду? спросил Томас.

Все повернулись высмотреть погоду.

Хорошая погода, сказала Джули. Великолепная погода.

Весьма приятственный денек, отметила Эмма.

Приятный день, сказал Мертвый Отец.

До крайности приятный, сказал Томас.

Вот почти в такой же день, сказал Мертвый Отец, я и породил Бильярдный Стол Балламбангджанга [22].

Чего?

Довольно занимательная байка, сказал Мертвый Отец, и я ее вам теперь изложу. Меня охмурила внешность некой девы, девы с волосами, что как вороново крыло...

Он посмотрел на Джули, чья рука забрела ей в темные, темные волосы.

Врановласой девы великой красы. Звали ее Тулла. Я слал ей много подарков. Машинки большей частью, машина для штамповки ее имени на полосках пластика, машина для извлеченья скрепок из документов, машина для укорачивания ногтей, машина для разглаживания морщин на ткани при помощи пара. Ну и она эти дары принимала, без хлопот, а вот меня самого презирала. А я, как можете вообразить, не слишком расположен презираться. Я к такому не привык. Во владеньях моих такого не случается, но она, к несчастью, жила сразу за границей округа. Презираться — такое мне совсем не по нраву. Вообще-то у меня к этому делу положительная неприязнь. И вот я обратился в стрижку...