Мао Дунь - Избранное

— Если бы она была в институте, все решилось бы совсем просто! — со вздохом произнес Ф.

«Значит, ее арестовали! — подумала я. — И Ф. явился лишь затем, чтобы выяснить мое участие в этом деле».

Ф. нервно потер руки, хотел что-то сказать, но никак не мог решиться. Я притворилась, что ничего не замечаю, взяла пальто и, словно обращаясь к самой себе, сказала:

— Надо пойти к ней.

— Не ходи! — наконец заговорил Ф. — Ты все равно ее не найдешь.

— Почему же?

— Почему? — словно эхо, отозвался Ф. — Она исчезла.

Теперь я больше не сомневалась в том, что с Н. стряслась беда. Мало ли что может значить слово «исчезла». Я злилась на себя. Черт возьми! Ничего хорошего из моей помощи не получается, только сама попадаю в неприятности! Сколько раз так бывало! Вот и сейчас то же самое. Нет, надо во что бы то ни стало погасить огонь, который начинает сжигать меня. Я так и не знала толком, что произошло, а спросить не решалась.

— Не верю… — сказала я Ф. — Уж кто-кто, а ты прекрасно знаешь, где она находится. Вот и сказал бы мне.

Ф. окончательно расстроился и стал оправдываться:

— Как можешь ты говорить подобные вещи! Что я, спрятал ее? Говорю тебе, она исчезла!

— Серьезно? — радуясь в душе, сказала я, пристально глядя на него.

— Вчера вечером из-за этого скандала не имел возможности разыскать ее. — Ф. молчал, словно обдумывал, что сказать дальше. — А утром узнаю, что она вчера не вернулась в общежитие. Пошел к ее знакомым, оказалось, что там ее не было. А часов около девяти полицейский нашел платье… ее платье, на пуговице висел ее жетон!

— Странно! — воскликнула я, сделав удивленное лицо. — Неужели…

— Платье нашли недалеко от реки.

Мы в упор взглянули друг на друга, в глазах Ф. я прочла тревогу. Я нарочно помедлила, потом проговорила:

— Неужели самоубийство? Да нет, не может быть.

— Трудно сказать! — покачал головой Ф. — Я хорошо знал ее, она отличалась упорством, умела настоять на своем! Совершенно непонятно, зачем она вчера так поступила. Скандал в ресторане — дело обычное, зачем было стрелять! Хорошо еще, что никто не ранен.

Я молча смотрела на Ф., ожидая продолжения. На какое-то время воцарилось молчание.

— Некоторые считают, что она вчера была не в себе, долго бродила по улицам, затем случайно вышла к реке, и тут у нее появилась мысль о самоубийстве.

Я ничего не ответила, лишь кивнула. Однако Ф. тоже молчал, и я задала ему вопрос, которого он, пожалуй, не ожидал:

— Ты, наверно, уже доложил обо всем? Я хотела бы выступить в качестве свидетеля.

Ф. посмотрел на меня и как-то уныло ответил:

— Я еще не докладывал.

— Как же так? — воскликнула я. — Надо сделать это как можно быстрее!

— Здесь многое не ясно, надо все взвесить. — Ф. помолчал и, понизив голос, добавил: — Студенты сейчас как сухой хворост, достаточно одной спички — и вспыхнет пожар. А мы с тобой спим на этом хворосте. Если предать дело огласке — произойдет взрыв, они только и ждут повода.

— Да-а, — пробормотала я, а про себя подумала: «Вздор! Кто тебе поверит? Просто вы между собой еще не все решили, не договорились, как лучше составить донесение, и поэтому хотите пока замять это дело». Им надо было снять с себя всякую ответственность и убить Н. Вот чего они добивались, я это знала заранее. Но я спутала все их карты! При этой мысли я улыбнулась.

— А по-моему, надо немедленно обо всем доложить. Пошли секретное донесение, начальство произведет тайное расследование, и студенты ничего не узнают.

— Нет, нет, — быстро ответил Ф. — Ты просто не знаешь, какая сложная сейчас обстановка. Каждую мелочь используют для нападок, а тут речь идет о жизни человека — это не мелочь!

Я не верила ни одному его слову и потому лишь улыбнулась в ответ.

Ф. с сомнением взглянул на меня, потом устремил взгляд в пространство, встал и начал шепотом умолять меня:

— Прошу тебя, помоги мне, не надо раздувать из этого историю.

— А если начальство спросит меня? — Я решила поставить Ф. в тупик. — Неужели я скрою правду? Где гарантия, что другие не расскажут обо всем?

— Этого не случится, — решительно заявил Ф. — По крайней мере в ближайшие два-три дня.

Я улыбнулась и уклончиво ответила:

— Ладно, ты мне все равно что брат родной, как же не помочь! Только не вздумай переправляться через реку и на время забудь обо мне.

После ухода Ф. я умылась и привела себя в порядок. В городе меня ждала Н.

Время от времени я вспоминала свой сон, и мне становилось не по себе.

6 февраля

Кажется, все идет по намеченному плану. Этой чертовке Н. везет. Когда третьего числа вечером я привезла ее к моему земляку-лавочнику, она так радовалась, что я даже позавидовала.

— Пока рано веселишься, — урезонивала я ее, — впереди еще столько всяких проблем! Видишь, как я забочусь о тебе! Так о возлюбленной не заботятся!

Завтра под любым предлогом я снова должна попасть в город. Это, разумеется, не очень удобно, но я не могу иначе, мне надо знать, как идут дела у Н. Земляк и вся его семья уверены, что Н. — моя двоюродная сестра, что она осталась без работы и теперь едет к моему отцу, так как после смерти мачехи о нем некому заботиться.

Пока все благополучно, не решен лишь вопрос с деньгами. Говорят, что на дорогу нужно не менее семисот, а то и восьмисот юаней.

Я умею выходить из любого положения, неужели же на этот раз вернусь с полдороги? Письма от отца все нет. Может быть, дать телеграмму?

Еще многое можно было бы обсудить с Н., но все в той или иной степени упирается в деньги. А у Н. денег нет, это я точно знаю. Если же она узнает, что и у меня их нет, то непременно заупрямится так, что ее с места не сдвинешь, начнет доказывать, что лучше всего ей умереть…

Нет, я одна должна все решить. Пусть Н. остается в блаженном неведении и верит в то, что не сегодня завтра она сможет выехать.

Завтра надо «заболеть». Поеду в город в больницу, повидаюсь с Н., а затем…

8 февраля

Какой густой туман! Кажется, что он пробирает до мозга костей. Когда я вошла к Н., она еще не проснулась и вся разрумянилась во сне. Я осторожно прикрыла дверь, но Н. проснулась.

— Так и знала, что ты придешь, — улыбнулась она. — Но, пожалуй, не стоит тебе так часто бывать у меня.

— Не могу, все беспокоюсь, как тебе тут живется… — сказала я, присев на край постели.

— Очень хорошо. Твои земляки относятся ко мне, как к родной. — Н. погладила меня по руке. — О, почему у тебя руки такие холодные?

— Шла пешком от больницы… но ты не волнуйся, я совершенно здорова…

Н. встала, коснулась щекой моего лба, затем приложила ухо к груди, чтобы послушать сердце.

— Ты зачем притворилась больной? Говорят, это нехорошая примета, можно всерьез заболеть. — Но она тут же рассмеялась: — Вчера вечером они заставили меня играть в кости, и представь — я выиграла! Да ты посмотри…