Мао Дунь - Избранное

Сердце Ху Гогуана тревожно забилось. Он невольно поднял руку и потрогал голову. Ему казалось, что устремленные на него взоры зевак полны насмешки и ненависти. Встречающиеся знакомые купцы здоровались с Ху Гогуаном, и ему казалось, что в этих поклонах скрыто чувство радости чужой беде.

Машинально следуя за Лу Мую, он напряженно пытался что-нибудь придумать, но мысли его путались. Всю дорогу он пристально вглядывался в лица встречных.

Ху Гогуан и Лу Мую шли очень быстро и вскоре были в западном конце улицы Сяньцяньцзе — единственном оживленном месте в городке. Дом Лу Мую находился в переулке. Еще издали Ху Гогуан увидел, что перед мелочной лавкой стоит Ван Жунчан и с кем-то разговаривает.

Вскоре собеседник его ушел, а Ван Жунчан, понурив голову, двинулся им навстречу.

— Ты куда, брат Жунчан?

От окрика Лу Мую владелец лавки резко остановился и чуть не натолкнулся на юношу.

— А, это вы! — ни с того ни с сего растерянно произнес он и в смятении оглянулся по сторонам, словно о чем-то хотел сказать и не решался.

— Мы идем к Мую. Ты не занят? Тогда пойдем с нами, потолкуем, — предложил Ху Гогуан.

— Я как раз искал тебя, — медленно выговорил Ван Жунчан. — А почему бы не зайти в мою лавку? Это как раз по пути.

Ху Гогуан не успел ответить, как Лу Мую потащил за собой торговца.

— Нам надо посоветоваться по крайне важному делу, а у тебя в лавке слишком шумно.

Тем временем они подошли к перекрестку.

— Правда, что Скользкий Голец подставил тебе ножку? — с тревогой спросил Ван Жунчан, убедившись, что вокруг никого нет. — Все уже знают об этом, и на улице Сяньцяньцзе обсуждают в подробностях.

— Ерунда, я его не боюсь, — деланно смеясь, ответил Ху Гогуан. — Больше ни о чем не говорят? А о заполненной нами анкете?

Только сейчас Ху Гогуану стала ясна причина растерянности Ван Жунчана: тот боялся быть замешанным в дело с подставным владельцем лавки. То, что Ху Гогуан выступал в роли хозяина лавки «Вантайцзи», конечно, трудно было скрыть, но об этом Ху Гогуан мало беспокоился, полагая, что с этой стороны удар не последует.

— Пусть это тебя не тревожит, — решительно ответил Ху Гогуан. — Если ты сам признал меня хозяином, что могут сказать посторонние?

А его спутник добавил:

— В анкете нет ничего дурного. А что касается избрания Гогуана членом комитета — еще не все потеряно. Мы это дело обсудим. Это и тебя касается, Жунчан, ведь Ху Гогуан связан с «Вантайцзи». Не плохо было бы придумать какой-нибудь выход.

Только сейчас Ван Жунчан понял, что, согласно заполненной анкете, он формально не имеет больше никакого отношения к своей лавке; теперь она принадлежит Ху Гогуану. Но если того будут преследовать как лешэня, неизбежно затронут и лавку.

Подавленный новым горем, этот простак бестактно спросил:

— Как наказывают лешэней?

Однако ответа он не получил: в этот момент все трое очутились в переулке, где находился дом Лу Мую, и быстро вошли в старые ворота, покрытые черным лаком.

На воротах были выгравированы парные надписи. Синий фон и красная краска знаков уже давно стерлись, сохранились лишь очертания иероглифов. Над входом имелась доска с надписью, также сильно тронутая временем. С большим трудом на ней можно было разобрать крупные иероглифы: «Обитель ученого».

Семья Лу Мую владела большой усадьбой, состоявшей из трех строений и довольно обширного сада. Из-за своей малочисленности семья жила в доме, находящемся в саду, а остальное помещение, за исключением флигеля, занимаемого бедными родственниками, пустовало. Род Лу считался очень древним, корни его уходили в глубь веков.

Прадед Лу Мую был членом императорской академии Ханьлиньюань и служил в должности провинциального казначея. Дед также был крупным чиновником. Отец Мую был третьим сыном в семье. Старшие два брата, к несчастью, рано умерли, и только ему удалось дожить до семидесяти лет и собственными глазами увидеть великие изменения, происшедшие в мире.

Представители рода Лу отличались слабым здоровьем. С тех пор как построили этот большой дом, еще ни разу владельцами его не являлись одновременно двое мужчин, достигших совершеннолетия.

Лу Мую сейчас исполнилось двадцать восемь лет. Он был четвертый сын в семье; трех старших уже не было в живых, поэтому все считали, что дом находится во власти злых духов, и уговаривали отца Лу Мую продать усадьбу.

Но старик был последователем Конфуция и не считался с суевериями; кроме того, он не хотел бросать то, что было создано его предками. Вот почему обширное помещение пустовало и служило лишь приютом для летучих мышей.

Лу Мую провел Ху Гогуана и Ван Жунчана через нежилые комнаты, пол которых был густо покрыт пометом летучих мышей. Запустение старого дома лучше всего свидетельствовало об упадке, в который пришел древний род.

От двух коричных деревьев, стоявших в большом дворе перед гостиной, остались одни стволы. Несколько чашкоцветников распустили желтые цветы и боролись с порывами ветра, освещаемые лучами заходящего зимнего солнца. Японский ландыш у лестницы рос беспорядочно и выглядел непривлекательно. Из дворика, примыкавшего к третьему флигелю, круглая арка вела в сад.

Когда пришел сын, Лу беседовал в гостиной со своим старым другом Цянь Сюецзю. Хотя он пожил на свете немало — ему исполнилось шестьдесят восемь лет, — но он еще прекрасно видел и слышал, и зубы у него были в полном порядке, а в умении разглагольствовать о жизни он мог соперничать даже с молодежью.

Старик Лу умел жить счастливо. В молодости он не гонялся за доходами, а в старости не беспокоился о сыновьях и внуках. Его жена после рождения дочери Муюнь заболела и умерла. Лу больше не женился, наложниц тоже не брал. Он часто говорил: «Я двадцать лет сплю один, не стремлюсь к наживе, пишу стихи и даже в старости сохранил здоровье».

Его знали как поэта, у него было немало учеников; он никогда не покидал пределы уезда, а последние десять лет даже за ворота дома выходил редко. Он не только не домогался богатства, но попросту отрешился от мирских и домашних дел.

Однако, беседуя сейчас с Цянь Сюецзю, он внезапно ощутил непонятную тревогу. Цянь Сюецзю был одних лет со старшим братом старого Лу. Жизнь его сложилась неудачно, и он никогда не мог выдвинуться. Он часто приходил потолковать с Лу о современных событиях и вспомянуть старое.

Сейчас они обсуждали политические заслуги Чжан Вэньсяна [14] Чжан Вэньсян — посмертное имя Чжан Чжидуна (1837—1909), крупного политического деятеля конца династии Цин. и пришли к выводу, что «старые нравы невозможно вернуть».

Цянь Сюецзю с горечью сказал:

— Некогда ваш отец служил в Сюньяне [15] Сюньян — название уезда, находившегося на территории современной провинции Цзянси. и совершил немало славных дел, проявляя большую ученость и выдающийся талант. А вчера оттуда приехал мой родственник и рассказал, что там творятся такие же безобразия, как в нашем крае. Это очень печально!