Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

Женелисио, человек невоинственной профессии, ожидал многого от правительства Флориано, с его энергией и решительностью; он надеялся стать вице-директором, и, конечно, серьезное, честное и деятельное правительство не могло поступить иначе, если хотело навести порядок в его отделе.

Такие тайные надежды были распространены больше, чем могло показаться. Мы живем за счет правительства, а мятеж спутывал все, что касалось работы в государственных учреждениях и связанных с ними почетных званий и должностей. «Подозрительные» открыли бы вакансии, и преданные им люди получили бы звания и места; кроме того, правительство, нуждаясь в общей поддержке и в конкретных людях, должно было назначать жалованье, создавать должности, продвигать людей по службе, осыпать их деньгами.

Доктор Армандо Боржес, муж Ольги, который в студенческие годы спокойно и вдумчиво занимался наукой, связывал с успехом восстания воплощение в жизнь своих радужных надежд. Врач, богатый человек, — благодаря состоянию жены, — он не был доволен жизнью. Его снедала жажда денег и репутации. Он работал в Сирийской больнице, где появлялся три раза в неделю и за полчаса осматривал тридцать с лишним больных. Санитар снабжал его нужными сведениями, и он обходил койки, спрашивая: «Как дела?». «Уже лучше, сеу доктор», — отвечал сириец гортанным голосом. У соседней койки Боржес осведомлялся: «Ну как, уже лучше?». Так и проходил обход. Войдя в кабинет, он садился за стол выписывать рецепты: «Пациент № 1 — повторить; пациент № 5 — … это кто?» — «Тот бородач». — «A-а». И он выписывал следующий рецепт.

Но медик из частной больницы не может прославиться — необходимо работать в государственной клинике, иначе так и останешься простым практикующим врачом. Боржес хотел занять должность в государственном учреждении — врача, директора или, возможно, университетского преподавателя. Это не представлялось невозможным: он уже запасся хорошими рекомендациями, так как был известен благодаря своей деятельности и связям.

Время от времени он выпускал какую-нибудь брошюрку — «Рожистое воспаление: этиология, профилактика и лечение» или «Об изучении чесотки в Бразилии», в сорок, шестьдесят страниц, и посылал ее в редакции газет, которые писали о нем два-три раза в году: «Неутомимый доктор Армандо Боржес, выдающийся врач, опытный сотрудник одной из наших больниц» и тому подобное. Все это — благодаря тому, что в студенческие годы он завязал знакомства с газетчиками. Не ограничиваясь этим, он писал также пространные статьи, собирая вместе куски из чужих трудов — без единой мысли, принадлежащей ему, зато со множеством цитат на французском, английском и немецком языках.

Больше всего ему хотелось стать университетским преподавателем, но он боялся участвовать в конкурсе. У него были для этого данные и связи в преподавательской среде, где его высоко ценили. Но необходимость защищаться публично вселяла в него страх.

Армандо каждый день покупал книги на французском, английском или итальянском, более того — нанял учителя немецкого, чтобы постичь основы германской науки. Но терпения и усидчивости ему не хватало даже в студенческие годы, а теперь счастливая личная жизнь поглощала его без остатка.

В высоком полуподвале первое помещение было превращено в библиотеку. Вдоль стен выстроились полки, кряхтевшие под тяжестью больших фолиантов. Ночью он раздвигал шторы на окнах, зажигал все газовые рожки и садился за стол, весь в белом, утыкаясь в раскрытую книгу. Сон неизменно приходил к концу пятой страницы… Черт побери! Тогда он стал брать книги жены — французские романы: Гонкуры, Анатоль Франс, Доде, Мопассан, — но засыпал над ними так же, как и над учеными трудами. Он не осознавал размаха анализа и грандиозности описаний этих авторов, не понимал интереса, который вызывали книги, и их значения: перед людьми открывался целый мир, где жили, чувствовали и страдали персонажи! Из-за педантизма, ложной учености и недостатка общего образования он считал все это безделицей, средством развлечься, пустыми разглагольствованиями, тем более что сам он засыпал над этими книгами.

Но надо было обманывать и себя, и жену. И затем — что, если кто-нибудь через окно увидит, как он спит над книгой? Он заказал несколько книг Поль де Кока, на обложках которых стояли другие имена и названия, и сон удалось отогнать.

Меж тем его дела в больнице шли блестяще. Он скооперировался с опекуном и заработал шесть тысяч мильрейсов, вылечив от жестокой лихорадки богатую сироту.

Жена уже давно помогала ему притворяться умным человеком, но эта некрасивая махинация возмутила ее. Зачем было так делать? Ведь он богат и молод, имеет университетский диплом… Этот поступок казался молодой женщине более низким и подлым, чем еврейское ростовщичество, чем торговля своим пером…

Ольга не стала презирать мужа, не прониклась к нему отвращением; ее чувство было более спокойным и менее деятельным — она потеряла интерес к мужу, отдалилась от него. Ей стало понятно, что отныне оборвались все соединявшие их нити — взаимная привязанность и симпатия, внутренняя связь, наконец. Еще будучи невестой, она обнаружила, что его любовь к науке и жажда открытий поверхностны и непостоянны; но тогда она простила ему это. Мы не раз ошибаемся насчет наших сил и способностей — человек мечтает сделаться Шекспиром, а становится жалким паяцем. Это простительно, но такое шарлатанство? Нет, это уж слишком!

Итак, она думала о муже с неприязнью. Ей почти что нанесли обиду… Но что с того? Все мужчины, наверное, одинаковы, и не стоит менять одного на другого… Эта мысль принесла ей большое облегчение, и лицо ее озарилось снова — точно уплыло облако, загораживавшее ей солнце.

Бесцеремонно создавая себе мишурную известность, он не обращал внимания на перемены, происходящие в жене. Та скрывала свои чувства, поскольку была исполнена достоинства и кротости, а не по иным причинам; ему же не хватало проницательности и тонкости ума, чтобы обнаружить то и другое внутри тайника. И они жили так, будто ничего не случилось, но насколько далеки они стали друг от друга!

Тут в стране вспыхнул мятеж. Вот уже три дня доктор обдумывал, как улучшить свое общественное и финансовое положение. Его тесть отложил поездку в Европу. Тем утром, позавтракав, Колеони, согласно своей привычке, сидел в кресле на колесиках и читал свежие газеты. Зять одевался, дочь писала письма, сидя во главе обеденного стола. У нее был роскошно обставленный кабинет с книгами, секретером, полками, но по утрам она любила сидеть вот так, рядом с отцом. В столовой, как ей казалось, было светлее; вид на гору, бесформенную, давящую, придавал серьезность мыслям; кроме того, в просторном помещении писалось свободнее.