Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

Еще не забылись первые месяцы его пребывания у власти. Вынужденный иметь дело с восстанием заключенных, солдат и простого люда из крепости Санта-Крус, он велел провести расследование, но замял его, боясь, что те, на кого указали как на зачинщиков, учинят новый бунт; не ограничившись этим, он невероятно щедро вознаградил их.

Кроме того, невозможно представить, чтобы сильный лидер, Цезарь или Наполеон, позволял своим подчиненным такую унизительную фамильярность и так снисходительно относился к ним, как это делал маршал, разрешая творить от своего имени самые разнообразные преступления.

Достаточно вспомнить одну историю. Всем известно, сколь плачевным было состояние французских войск в Италии в момент назначения Наполеона. Ожеро, называвший Наполеона «уличным генералом», признался кому-то после разговора с ним: «Он внушает мне страх». Корсиканец стал повелителем армии без всякой возни за спиной, не передавая, открыто или скрыто, свою власть ни за что не отвечающим подчиненным.

Далее, медлительность, с какой подавлялся мятеж 6 сентября, [27] Имеется в виду мятеж моряков 6 сентября 1893 года, который и описывается в романе. — яркое свидетельство нерешительности, колебаний человека, под чьим командованием находилось невиданное количество войск.

Было в маршале Флориано еще кое-что, во многом объясняющее его движения, действия и поступки. Это его забота о семье, глубокая любовь — нечто патриархальное, старинное, исчезающее вместе с поступью цивилизации.

Он не смог наладить сельскохозяйственное производство в двух своих имениях, так что его финансовое положение было шатким; между тем он не хотел умереть, оставив своей семье отягощенные долгами поместья. А поскольку он был честен и порядочен, ему оставалось только экономить на жаловании своих подчиненных. Отсюда — его неуверенность, его двойная игра, необходимая для сохранения за собой доходных мест; она же заставляла его изо всех сил цепляться за президентство. Имения «Брежао» и «Дуарте» были его носом Клеопатры… [28] Отсылка к известному высказыванию Паскаля: «Будь нос Клеопатры чуть покороче, облик Земли стал бы иным», то есть в отсутствие этих имений деятельность маршала, по мнению автора, носила бы иной характер.

Лень, душевная холодность и горячая любовь к родному очагу породили этот клубок намеков: преломившись в сознании современных людей с нынешними интеллектуальными и социальными запросами, он превратился в государственного мужа, в кого-то вроде Ришелье. Он смог противостоять серьезному мятежу, проявив больше непреклонности, чем силы, привлекая к себе людей и получая деньги, более того — пробуждая в ком-то энтузиазм и фанатизм.

Этот энтузиазм, а порой фанатизм, вдохновляли его, служили ему поддержкой и опорой; но они стали возможны лишь после того, как он последовательно стал генерал-адъютантом при Империи, сенатором и министром, то есть «сделал себя» на глазах у всех, закрепив в сознании каждого легенду о себе.

Идеал государственного устройства он видел не в деспотизме, демократии или власти аристократов, а в домашней тирании. Ребенок ведет себя плохо? Надо его наказать. В масштабах страны плохо вести себя означало принадлежать к оппозиции, иметь мнения, отличные от мнения маршала; наказанием же были не шлепки, а заключение в тюрьму и расстрел. Нет средств в казне? Нужно сделать с деньгами, пуская их в обращение, то же, что делают перед приходом гостей, когда выясняется, что супа слишком мало: добавить в них воды.

Помимо этого, военное образование и недостаток культуры придавали больше веса этим детским представлениям, окрашивая их насилием: и дело было не в самом маршале, не в его изначальной испорченности и презрении к человеческой жизни, а в том, что он имел слабость покрывать своих подчиненных и сторонников, не пресекая проявления жестокости с их стороны.

Куарезма был далек от подобных мыслей; как многие честные и искренние люди того времени, он был охвачен заразительным воодушевлением, которое умел пробуждать Флориано. Он думал о великих свершениях, которые Судьба доверила этому спокойному, печальному человеку, о радикальной хирургии, которой он подвергнет полумертвый организм родины, — майор по-прежнему считал ее самой богатой страной в мире, хотя временами его одолевали сомнения. Конечно, он не обманет всех этих надежд, и его уверенные действия приведут к осязаемым результатам на восьми миллионах квадратных километров: он построит дороги, обеспечит безопасность и защиту для слабых, даст людям работу, будет поощрять стремление к богатству.

Эти размышления продолжались недолго. Один из тех, кто ждал вместе с ним, после приятельского приветствия маршала Куарезме стал разглядывать этого молчаливого невысокого человека в пенсне, затем поднялся и направился в его сторону. Подойдя совсем близко, он заговорил с Куарезмой так, словно выдавал страшную тайну:

— Они встретятся с Кабокло… Вы давно его знаете, майор?

Куарезма ответил, незнакомец задал ему еще один вопрос; но в этот момент президент, наконец, оказался один, и Куарезма приблизился к нему.

— Ну что, Куарезма? — спросил Флориано.

— Я предлагаю Вашему превосходительству свои ничтожные услуги.

Президент оглядел стоящего перед ним человечка, выдавил из себя улыбку — правда, приветливую и не лишенную удовлетворения. Он еще раз уверился в своей популярности и, может быть, увидел в этом подтверждение своей правоты.

— Очень благодарен тебе… Где ты сейчас? Я слышал, ты оставил службу в Арсенале.

Флориано отличался тем, что хорошо запоминал лица, имена, должности и жизненные обстоятельства своих подчиненных. В нем проглядывало нечто азиатское: жестокость и одновременно — отеческая забота.

Куарезма рассказал о своей жизни и воспользовался случаем, чтобы поговорить об аграрных законах, о мерах, призванных облегчить ведение сельского хозяйства и возродить его на новых основаниях. Маршал рассеянно слушал; в уголке его рта образовалась складка — признак скуки.

— Более того, я привез Вашему превосходительству эту памятную записку…

Президент взмахнул рукой в знак недовольства — «не надоедайте мне» или близко к этому — и лениво сказал Куарезме:

— Оставь ее здесь.

Майор положил рукопись на стол. Диктатор тут же обратился к другому собеседнику, который только что оказался рядом с ним:

— Как дела, Бустаманте? Набираешь батальон?

Тот подошел еще ближе и ответил неуверенно:

— Набираю, маршал. Нам нужна казарма. Если бы Ваше превосходительство отдало приказ…

— Да, верно. Поговори с Руфино, от моего имени, он сможет все устроить… Нет, лучше дай ему эту записку.