Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

Майор отдал свой взнос подполковнику. Тот показал ему форму, удивительное порождение фантазии какого-нибудь сборщика каучука: бутылочного цвета доломан, отороченный по краям темно-синей тканью, с золотыми петлицами и четырьмя серебряными звездами на вороте, расположенными в форме креста.

Снаружи раздался крик, и они вышли на веранду. Какой-то человек, окруженный солдатами, пытался освободиться, плакал, умолял отпустить его, время от времени получая удар прикладом.

— Это Рикардо! — воскликнул Куарезма. — Вы не знаете его, подполковник? — спросил он с интересом и состраданием.

Бустаманте, бесстрастно глядя вниз с веранды, ответил не сразу:

— Знаю… Это доброволец, патриот, но он упирается…

Солдаты поднялись наверх, ведя «добровольца». Увидев майора, Рикардо взмолился:

— Спасите меня, майор!

Куарезма отозвал подполковника в сторону и стал просить его, заклинать — напрасно… «Нам нужны люди». В конце концов Рикардо произвели в капралы.

Рикардо издали прислушивался к их беседе. Поняв, что ему отказали, он воскликнул:

— Я буду служить, буду, только отдайте мою гитару!

Бустаманте выпрямился и крикнул солдатам:

— Вернуть гитару капралу Рикардо!

Восемь часов утра. Все вокруг еще окутано туманом. В городе едва можно различить нижние этажи ближайших зданий; если же посмотреть в сторону моря, взгляд упрется в белесую, колышущуюся тьму, в эту непрозрачную стену из хлопьев, на которой там и сям возникают видения, подобия вещей. Море молчит; между всплесками тянется долгая пауза. С пляжа виден лишь край воды, грязный, весь в водорослях; запах моря становится еще сильнее из-за тумана. Справа и слева вас окружает нечто неведомое, Тайна. Меж тем эта плотная масса, пронизанная рассеянным светом, полна звуков. Визг пил где-то неподалеку, гудки фабрик и паровозов, скрип судовых лебедок — вот звуки этого загадочного, тихого утра; доносится также плеск весел, ритмично рассекающих воду. Кажется, будто лодка Харона преодолевает Стикс… Внимание! Все пытаются пронзить взглядом плотную пелену. Лица искажены; сейчас из утратившего прозрачность воздуха появятся демоны…

Звук весел больше не слышен; лодка удаляется. На лицах читается облегчение…

Это не ночь и не день, не предрассветный и не предзакатный час; это пора тревоги, это свет неопределенности. Те, кто в море, не могут определить путь ни по звездам, ни по солнцу; над сушей птицы погибают, врезаясь в белые стены домов. Наше горе усиливается от всего этого; отсутствие безмолвных знаков, которые служат нам ориентирами во всякой деятельности, заставляет нас еще сильнее чувствовать себя затерянными среди величественной природы. Ничего не видно, и кажется, будто шумы исходят из недр земли или представляют собой слуховые галлюцинации. Реальность дана нам только в краешке моря, видимом издали, время от времени издающем всплески, слабые, настойчивые, боязливые, при соприкосновении с песком пляжа, заваленным водорослями.

Всплески весел прекращаются; солдаты группами высаживаются на травянистую отмель — продолжение пляжа. Одни уже клюют носом, другие пытаются разглядеть небо сквозь туман, который мокрой пленкой оседает на лицо.

Капрал Рикардо Корасао дуз Отрус, в берете, с винтовкой через плечо, сидит на камне в стороне от всех и вглядывается в этот тревожный утренний пейзаж.

Рикардо впервые видит туман, находясь на берегу моря: здесь его безнадежность чувствуется сполна. Он привык к ясным пурпурным рассветам, мягким и благоухающим; такое некрасивое туманное утро внове для него.

Менестрелю в капральской форме совсем не скучно. Беспечная жизнь в казарме ему по душе; его гитара с ним, и в часы отдыха он перебирает ее струны, негромко напевая. Важно, чтобы пальцы не отвыкали от инструмента… Есть одно небольшое неудобство: он не может петь во весь голос.

Отрядом командует Куарезма, и возможно, он разрешит…

Майор сидит в доме, который служит казармой, и читает. Сейчас его любимый предмет — артиллерия. Он накупил учебников, но так как ему не хватает общего образования, от артиллерии он переходит к баллистике, от баллистики — к механике, от механики — к математическому анализу и аналитической геометрии; потом в обратном порядке — тригонометрия, геометрия, алгебра, арифметика. Он проходит эту последовательность взаимосвязанных наук, исполненный твердой веры изобретателя. Он заучивает какое-нибудь элементарное понятие, справившись в нескольких учебниках; так он проводит дни, свободные от военных занятий, — постигая математику, неподатливую и враждебную к тем, кто уже не молод.

Отряду придана крупповская пушка. Она нисколько не похожа на смертоносное орудие, и все же Куарезма изучает артиллерию. Пушкой заведует лейтенант Фонтес, который не подчиняется майору-добровольцу. Это не смущает Куарезму: он понемногу учится обращаться с орудиями и терпеливо переносит высокомерие младшего в чине.

Командир «Южного Креста», пегобородый Бустаманте, по-прежнему сидит в казарме, управляя жизнью батальона. В батальоне не хватает офицеров и очень не хватает солдат, но государство выдает денежное довольствие на четыреста человек. Капитанов мало, прапорщиков еле наскребли до нужного числа, лейтенантов чуть не добрали, но зато есть майор — Куарезма и командир — Бустаманте, который из скромности сделал себя всего лишь подполковником.

В отряде под командованием Куарезмы насчитывается сорок рядовых, три прапорщика и два лейтенанта, но офицеры появляются редко: они болеют или ушли в увольнение. Лишь он, бывший земледелец из «Покоя», и прапорщик Полидоро — тот приходит только на ночь, — постоянно в казарме. Вошел солдат:

— Господин командир, можно уйти домой завтракать?

— Можно. Позови капрала Рикардо.

Рядовой вышел, ковыляя в своих огромных башмаках; эти приспособления для защиты ног были для него источником мучений. Скрывшись в зарослях, на пути к дому, он сбросил их и почувствовал, как его лицо овевается ветром свободы.

Господин командир подошел к окну. Туман рассеивался. Уже пробивалось солнце со своим тускло-золотым светом.

Появился Рикардо Корасао дуз Отрус, который выглядел забавно в своем капральском мундире. Куртка была ему явно коротка, манжеты торчали из-под рукавов, длиннейшие брюки волочились по полу.

— Как дела, Рикардо?

— Хорошо. А у вас, майор?.

— Тоже.

Куарезма медленно перевел на подчиненного и друга свой пронзительный взгляд:

— Скучаете, так ведь?

Интерес, проявленный к нему командиром, обрадовал певца:

— Нет… Хотя, что тут говорить, майор, — скучаю… Если бы так продолжалось до конца, я был бы не против… Но, черт возьми, когда стреляют… Только одна просьба, майор: нельзя ли мне в те часы, когда нечего делать, уходить в заросли, чтобы немного попеть?