Йоан Славич - Избранное

Нацл долго смотрел на Персиду, потом глаза его наполнились слезами и он, подавленный собственной слабостью, схватил шляпу и выбежал из дома.

Оставшись одна, Персида некоторое время смотрела на сорванную задвижку, потом обеими руками закрыла лицо. Ах! Какой позор! Не может быть, чтобы служанка не поняла, что здесь происходило, и не рассказала остальным жильцам, что случилось, когда раздался страшный треск… Но у Персиды не было времени чинить дверь, а плакать тем более: приближалось время обеда и нужно было накрыть на стол.

Ей казалось само собой понятным, что Нацл отправился в лавку, откуда и должен вернуться в обычное время. Тем неприятнее было для нее увидеть Губачека, который пришел один и, недовольный, осведомился, куда делся Нацл.

Персида хотела незамедлительно броситься на поиски, но где искать мужа в таком большом и шумном городе? Она подумала было побежать в полицию, но это было выше ее сил. Ей оставалось только скрыть свою тревогу, притвориться веселой и обмануть Губачека, сказав, что ее муж получил из дома письмо и поспешил к кому-то из приятелей.

Когда явился Ландман, все сели за стол, как ни в чем не бывало. После обеда Персида убрала со стола, навела порядок в кухне и уже к вечеру, оставшись одна, задумалась, в каком безнадежном оказалась положении.

Нет ничего в семейной жизни хуже того, когда один из супругов уходит из дома, не говоря, куда он идет. А Нацл ушел сердитый, с глазами, полными слез из-за ссоры, которая возникла как гром среди ясного неба. Он бросил ее одну среди чужих людей, у которых она не могла найти ни сочувствия, ни помощи.

Нет! Жить так — свыше сил человеческих: жить здесь, в этом мире, с таким человеком она не будет.

Примерно такое же чувство заставило и Нацла уйти из дома.

И он, и она были слишком одиноки, но у Нацла здесь, в Вене, был друг — Бурдя. Однако, когда Нацл вспоминал о нем, Бурдя всегда представал перед ним с ехидной усмешкой, так что искать его у Нацла отпадала всякая охота. Но на этот раз Нацл не удержался. Хотя он и чувствовал, что соприкасается со злым духом, однако отправился в университет, навел там справки, узнал адрес, побывал на квартире и обошел кофейни, в которых проводили время студенты. Так он блуждал все послеобеденное время. На сердце у него было тяжело, потому что он чувствовал, как нехорошо поступает, не возвращаясь домой.

К вечеру, когда Нацл наконец-то отыскал Бурдю, он был разбит и душевно, и физически. Он уже сожалел, что искал Бурдю и нашел. После нескольких общих слов Бурдя пристально посмотрел на Нацла своими живыми глазками и воскликнул:

— Как? Персида приехала вместе с тобой?

— Я же тебе сказал: вот уже три месяца как мы с ней живем здесь, — смущенно повторил Нацл.

Бурдя не хотел верить. Он никак не мог понять, как это девушка, которая не пришла тогда на виноградник к Корбу, смогла поехать в Вену.

— Значит, вы обвенчались? — с сомнением в голосе спросил он.

— А тебе что? Да, мы муж и жена.

— Могу я увидеть ее? — спросил Бурдя, готовый уже бежать.

Нацл некоторое время колебался. Ему не хотелось вести Бурдю к Персиде, а сейчас особенно.

— Я иду не домой, у меня есть еще дела, но завтра или послезавтра я тебя разыщу.

Нацл протянул Бурде руку и зашагал не оглядываясь.

Он искал его, чтобы поговорить, но ничего ему не сказал. Он ходил за ним, а теперь вот мучился: как бы избавиться от него.

Вернувшись домой, полный раскаяния и унижения, Нацл застал Персиду тихо сидящей у окна с обычной работой в руках. Когда он вошел, Персида подняла голову и приветливо взглянула на него, словно ничего и не произошло.

— Жалкий я человек! — Нацл отбросил в сторону шляпу и устало опустился на стул.

Персида снова подняла голову и опять взглянула на него, но теперь уже озабоченно.

— В этом нет никакого сомнения, — тихо проговорила она. — Но это добрый знак, когда ты сам в этом признаешься. Но признаваться — этого мало, нужно еще приложить усилия, чтобы не быть таким. Жалок тот, кто действует под влиянием момента или побуждаемый другими людьми, тот, чьи поступки, в конце концов, порождают зло. Но стоит только напрячь волю, и человек перестает быть жалким.

— А если у меня нет воли? — мрачно проговорил Нацл.

— Она у тебя есть, — возразила Персида, — но ты дурно воспитан. Теперь ты видишь, как плохо ты поступил, как ты огорчил меня и как самому тебе это противно. Извлеки урок из этого опыта и положи себе за правило: никогда не выходить из дома и не ложиться спать в раздражении. Каким бы большим оно не было, его нельзя выносить из дома, нельзя и переносить из сегодняшнего в завтрашний день. Подумай, — продолжала она, немного помолчав, — как бы ты себя чувствовал, что бы ты делал, если бы и я оказалась такой же слабохарактерной, как и ты, и тоже убежала, и ты, вернувшись, не застал меня дома. Мне тоже хотелось уйти, но я знала, что этого делать нельзя, и справилась с собой. Владей собой и ты, коли ты мужчина.

Глаза Нацла затуманились, и он долго смотрел на свою жену. Столько доброты, столько кротости и ума было в ее словах, в каждом движении, во всем ее облике, что она казалась неземным существом, к которому было страшно приблизиться, на которое можно было только робко взирать.

— Тебе легко говорить, что нужно делать, — проговорил он. — А мне тяжело, потому что я не такой, как ты.

Персида с любовью взглянула на Нацла. Униженный и раскаивающийся, он показался ей самым лучшим человеком на свете. Ей бы хотелось посмотреть ему в глаза, но он сидел уставившись в пол. Персида отложила свою работу, встала и подошла к нему, чтобы приласкать и поцеловать в лоб.

— Ты станешь таким же, как я. Я знаю, что станешь, а потому не могу на тебя сердиться.

Нацл поцеловал Персиде руки, и они, снова счастливые, долго сидели молча.

— А теперь расскажи, где ты был и каких натворил глупостей, — шутливо обратилась Персида.

— У дьявола я был, — в ярости пробурчал Нацл. — Я встретился с Бурдей.

Персиду это неприятно задело, и она чуть-чуть отодвинулась от него.

— Ты ему все рассказал? — озабоченно спросила она.

— Нет. Я ему сказал только, что ты здесь.

Ах, что бы дала Персида, если бы Нацл не говорил и этого. Она боялась испытующего взгляда этого человека, его злого языка, и ей было совершенно непереносимо думать о том, что рано или поздно ей придется с ним встретиться.

И много времени не прошло, как они повстречались.

Бурдя подождал день, два, но видя, что Нацл не является за ним, сам отправился его разыскивать.

Время было послеобеденное, и Персида, как обычно, сидела у окна с работой в руках, когда вошла служанка и доложила, что какой-то господин, которого зовут Бурдя, желает ее видеть.

— Скажи, что меня нет дома! — смутившись, распорядилась Персида.