Игорь Хварцкия - Абхазские сказки и легенды

Сабыда поднял стакан черной «Изабеллы», пожелал этому гостеприимному дому благополучие и выпил. Вынув из кармана две пятирублевки, протянул двум малышам-карапузам, что с любопытством разглядывали его. Те, нерешительно взяв деньги, смущенно потупились.

— Ах, это совсем ни к чему! — всплеснула мать руками.

Простившись, Сабыда собрался в обратный путь. Когда он проходил мимо забора, до его слуха донесся звук апхярцы. Он приостановился, вслушиваясь в его проникновенное звучание. Слепой запел песню о Шарпиецве и Хулпиецве — двух братьях-охотниках.

…Уаа, рада радагущагья, оуа!

— И детей твоих превращу в послушных холопов, — сказал он. — Ты умрешь сегодня.

Уаа рад рарира — уа, и жена твоя давно мне нравится!

Уаа рад гущагья оу-оу уааа…

Расчувствовался Сабыда. На сердце и без того было скверно. Песня слепого охотника воскрешала полузабытую старую легенду…

Рано утром отправились на охоту в горы два брата. Шарпиецв пошел по следу шестнадцатирогого оленя. Лишь к концу дня настиг было его на неприступно высокой скале, но тут зашло солнце, и, не рискуя сорваться в глубокую пропасть, невозможно было спуститься. Тогда Шарпиецв запел песню, в которой звал на помощь своего брата.

Хулпиецв услышал брата и поспешил на зов к подножию скалы, но ничем помочь не мог — черная была ночь, хоть глаз выколи. Дабы брат, заснув, не сорвался со скалы, всю ночь пел Хулпиецв песни, в которых издевался, смеялся над ним, приводя его в ярость, которая не позволит сомкнуть глаз.

Но Шарпиецв не воспринял мудрую находчивость Хулпиецва. Возвращался он с охоты угрюмый, затаив злобу.

Солнце поднялось на высоту дерева, когда братья приближались к дому. Проходя через реку Кодор по висячему мосту, Шарпиецв выстрелил в спину брата. Бурный Кодор унес бездыханное тело веселого Хулпиецва.

Вернулся Шарпиецв домой один и признался о случившемся матери своей. Разъяснила мать сыну, что находчивость Хулпиевца спасла от верной смерти его, и пронзительным криком известила село о посетившем ее дом горе.

Потрясенный Шарпиецв пошел к реке, которая унесла тело убитого брата, и долго лил в нее горячие слезы. Не облегчили слезы душу. Завернувшись в бурку, бросился Шарпиевцв с моста в бурную реку. Река понесла его вдогонку Хулпиевцу.

Мерцают две звезды на небосклоне: Шарпиецв — утренняя звезда и Хулпиецв — вечерняя звезда.

Народ назвал их так в честь братьев-охотников.

…Отвергнув все десять стаканов, Сит взял в руки одиннадцатый.

— Порази меня гром, но рядом с этой женщиной я вижу мальчонку трех лет, — воскликнул он. — Отправляйся в Цвигрипш и узнай правду у женщины.

Не теряя времени, помчался удрученный Сабыда в Цвигрипш. А к вечеру вернулся, озаренный радостью, и изложил старцу услышанное.

Женщина долго ломала голову над словами ясновидца. И вспомнила одну милую историю и, рассмеявшись, поведала ему о ней. Пятнадцати лет она осиротела, и ее взял на воспитание родственник из Цвигрипша. У хозяев рос мальчик трех лет, который очень привязался к ней. Каждое утро, просыпаясь, малыш прибегал к ней и залезал в ее постель. Она целовала его и тискала. Как-то он обмочился на нее и увлажнил ее нижнее белье. Бог свидетель, другого греха за ней не водилось.

— Коли так, это молоко годится, — сказал Сит. — Остается тебе найти троих людей, представителей разных фамилий, с кристально чистой душой.

Всю Апсны — от Ингури до Псоу — изъездил Сабыда, но не смог найти человека с незапятнанной совестью.

— Дад Сабыда, — обратился к нему старец. — Не так легко встретить безгрешного, а время не ждет. Я хочу помочь тебе. Приведи ко мне своего младенца и белого бычка: на заре нового дня соберу я народ и проведу исцеление.

— Да продлит Господь твою жизнь! — возблагодарил его Сабыда.

Наутро во дворе Сита собрались жители Блаа. Старец вышел к народу в сопровождении женщины с младенцем в руках. Безысходно скорбный взгляд молодой матери был опущен на безжизненное личико младенца.

— Да обойду вокруг вас, уважаемые односельчане, да падут ваши болезни на меня! — обратился Сит-ясновидец к народу. — Ваши взоры скорбно устремлены на неподвижное тельце невинного дитя. И коли среди нас прозвучит истина устами трех с безупречной совестью людей, носящих разные фамилии, ваши глаза узреют, как бледность его расцветет, и услышат ваши уши лепет малыша. Да возрадуются сердца ваши! Затем я дам ему молоко женщины, честной, верной своему супругу, и младенец избавится от тяжелого недуга. Таковы всесильные свойства истины, чести, добра — истоков нашей человечности. Всевышний следит за нами со своих высот. Да снизойдет он до нас и поможет этому младенцу!

Старец зорким взглядом обвел толпу:

— Если кто свято уверен в своей безупречности, выходи.

Народ безмолвствовал.

Пригласите сюда мою мать и жену! — повелел он.

Привели мать и жену.

— Перед вами трое: я, моя мать, моя жена — представители разных фамилий. Сейчас каждый из нас будет говорить, и если мы будем правдивы и не слукавим — к младенцу вернется жизнь.

Народ с безмолвным вниманием слушал.

— Мать, я не помню своего отца, он оставил белый свет, когда я был ребенком. Как тебе жилось с моим отцом и как тебе живется со мной?

— Нелегко, нан, приходилось с твоим отцом, — отвечала старая женщина. — Моя жизнь была сплошной мукой. Когда он пахал поле, я становилась впереди быков. Солнце палило, пот глаза застилал. Возвратясь с поля, я бралась за новую работу: готовила ужин, нянчила тебя. Но подрос ты, и будто гора с плеч. После твоей женитьбы я не знала ни горя, ни забот — окружена невесткой вниманием и любовью… Но нет для меня человека ближе мужа. Память о нем дороже, чем ты, сын мой. Мне тяжело передвигаться, но каждый божий день наведываюсь на могилу мужа, чтобы провести рукой по могильной ограде. Мне легче живется с думой о нем.

Затем Сит обратился к жене:

— Не смущайся, жена, перед народом, скажи правду о себе.

— Мне нет причины краснеть перед народом, я была верна тебе и предана, — сказала жена. — Всем известно: ты был достойным мужем. Но, бывая на людях, мне нравилось ловить на себе мужские взгляды, я и сама, бывало, засматривалась иногда на них. Иной раз, да простит меня Господь, хотелось отдаться другому мужчине, пришедшемуся мне по душе.

— Эх, афасаайт, и я был таким, да и теперь порой взыграет кровь при виде красивых женщин! — воскликнул Сит.

И случилось чудо. Младенец на руках матери всплакнул и потянулся к ней ручонками. Тут же Сит поднес к его рту ложечку молока. К изумлению толпы, младенец ложечку за ложечкой выпил все молоко.

Проводив последнего гостя, Сит стоял у ворот и думал о том, что произошло ночью. Во сне Сит почувствовал, что сердце его остановилось, но он ощутил прикосновение на лице своем и голос громкий услышал: