Роберт Хайнлайн - «Магия, инкорпорейтед». Дорога Доблести [litres]

А одно объявление начиналось словами:

«ВЫ ТРУС?»

О да! По возможности. Когда можно выбирать. Я прочел:

ВЫ ТРУС? Тогда это не для вас. Срочно требуется храбрый человек лет 23–25, отличного здоровья, минимум 6 футов ростом, весом около 190 фунтов, хорошо говорящий по-английски и немного по-французски, владеющий всеми видами оружия, желательно с некоторыми познаниями в инженерном деле и в математике, любящий путешествовать, не связанный семейными и эмоциональными узами, смелый и решительный, красивый лицом и телом. Постоянная занятость, высокая оплата, интересные приключения, опасности гарантируются. Просим вас обращаться лично: Ницца, рю Данте, дом 17, 2-й этаж, квартира «Д».

Насчет требований к лицу и фигуре я прочел с некоторым облегчением: мне сначала показалось, что некто обладающий скверным чувством юмора выкинул эту шутку специально для меня. И этот некто прекрасно осведомлен о моей привычке читать отдел объявлений в «Геральд трибюн».

Судя по адресу, место, куда следовало явиться, находилось всего в сотне ярдов от моего кафе. Я перечел объявление еще раз, потом оплатил счет, оставил приличные чаевые, прошел к киоску, купил «Старз энд страйпз», дошел до «Американ экспресс», получил деньги, забрал почту и отправился на вокзал. До следующего поезда на Тулон оставался еще час, и я зашел в бар, заказал пива, расположился за столиком и стал читать письма.

Мама огорчалась, что я не застал их в Висбадене. В письме сообщалось о болезнях ребятишек, о высоких ценах на Аляске и выражалось сожаление, что им пришлось покинуть Германию. Я сунул конверт в карман и взялся за «Старз энд страйпз».

И тут же прочел: «ВЫ ТРУС?» Это было то же самое объявление – от начала и до конца. С проклятием я отшвырнул газету прочь.

Было еще три письма. Одно с просьбой о пожертвовании от спортивной ассоциации моего бывшего колледжа. Второе предлагало помощь с инвестициями всего за сорок восемь долларов в год. Третье было в простом конверте без марки и явно принесено в «Американ экспресс» посыльным.

В конверте лежала газетная вырезка, начинающаяся словами: «ВЫ ТРУС?» Точно такая же, как предыдущие две, только в последней строчке одно слово было подчеркнуто: «Просим вас обращаться лично».

Схватив такси, я помчался на рю Данте. Если я потороплюсь, то еще успею разобраться с автором этой шутки и попасть на свой поезд. Номер 17 был в верхней части улицы. Я взбежал по ступенькам и, уже подходя к квартире «Д», столкнулся с человеком, который из нее выходил. Он был шести футов ростом, с красивым лицом и фигурой, которые выглядели так, что он вполне мог оказаться гермафродитом.

Табличка на двери гласила на английском и французском языках: «ДОКТОР БАЛЬЗАМО. Прием по договоренности». Имя показалось мне смутно знакомым и как-то связанным с надувательством, но я не стал вспоминать, откуда его знаю. Я толкнул дверь.

Приемная была обставлена так, как любят обставлять свои конторы пожилые французские юристы или новомодные проходимцы. За письменным столом восседал похожий на гнома персонаж: широкая улыбка, жесткие глаза, необычайно розовое лицо и лысина с неопрятной седой бахромой за ушами. Он поглядел на меня и хихикнул:

– Привет! Так это ты и есть герой? – Внезапно гном выхватил револьвер длиной с себя и наверняка такой же тяжелый и направил его на меня. Сквозь дуло вполне мог бы проехать целый «фольксваген».

– Да не герой я! – мрачно буркнул я в ответ. – Я трус. И пришел сюда, чтобы выяснить, кто занимается этими дурацкими шуточками. – Тут я скользнул в сторону, отбил вбок страшенную пушку, ударил гнома по запястью и отнял у него револьвер. После чего вручил его обратно. – Не надо баловаться с такими игрушками, иначе мне придется забрать его насовсем. Я тороплюсь. Это вы доктор Бальзамо? Вы дали объявление?

– Тихо, тихо, тихо! – произнес гном, вовсе не казавшийся рассерженным. – Ишь какой порывистый юноша! Нет, доктор Бальзамо – там! – И он повел бровями в сторону двух дверей в левой стене, потом нажал кнопку на столе (в комнате это была единственная вещь моложе Наполеона). – Иди. Она ждет.

– Она? А в какую дверь?

– Девушка или тигр? Да какая разница? Особенно в далекой перспективе? Герой выберет правильно, трус ошибется, решив, что я соврал. Allez-y! Vite, vite! Schnell! [12] Иди же! Живей, живей! (фр.) Быстро! (нем.) Поспеши, приятель!

Я хмыкнул и рванул правую дверь.

Доктор стояла спиной ко мне возле какого-то прибора у дальней стены. На ней был белый медицинский халат со стоячим воротником. Слева от меня располагался хирургический стол для осмотров, справа – очень современная шведская кушетка. Были там еще шкафы из нержавейки и стекла, а на стенах дипломы в рамках. Кабинет выглядел так же современно, как несовременно – приемная.

Когда я открыл дверь, она обернулась, взглянула на меня и тихо сказала:

– Я очень рада, что ты пришел. – Потом улыбнулась, чуть слышно прошептала: – Ты прекрасен! – и оказалась в моих объятиях.

Минуту и сорок секунд плюс несколько столетий спустя доктор Бальзамо – Елена Прекрасная оторвала свои губы от моих и шепнула:

– Отпусти меня, разденься и ляг на стол для осмотра.

Я чувствовал себя так, будто проспал девять часов, принял душ Шарко и сделал несколько глотков ледяного аквавита на голодный желудок. Все, что было угодно ей, было желанно и для меня. Но ситуация требовала остроумной реплики, так что я сказал:

– А?

– Ну пожалуйста! Я знаю, что ты – тот, кто нужен, но тем не менее должна тебя осмотреть.

– Ну… ладно… – согласился я. – Тут ты командуешь. – И начал расстегивать рубашку. – А ты действительно доктор медицины?

– Да, это тоже среди прочего.

Я сбросил туфли.

– Но зачем тебе нужно меня осматривать?

– Хотя бы из-за ведьминых меток. Их, конечно, нет, я знаю. Но нужно выяснить и много других показателей. Чтобы защитить тебя.

Стол был очень холодный. И почему они не делают теплых подкладок?

– Тебя зовут Бальзамо?

– Это одно из моих имен, – ответила она рассеянно, трогая меня нежными пальцами то тут, то там. – Это фамилия.

– Обожди-ка! Граф Калиостро?

– Это один из моих дядюшек. Да, он носил это имя. Хотя, вообще-то говоря, оно ему принадлежало не более, чем имя Бальзамо. Дядя Жозеф был плохой человек и довольно большой лгун. – Она дотронулась до старого маленького шрама. – Тебе вырезали аппендикс?

– Да.

– Отлично. Покажи-ка зубы.

Я широко открыл рот. Может быть, лицо у меня малость и подгуляло, но зубы вполне годятся для рекламы «Пепсодента». Она кивнула:

– Следы фторида. Ладно, а теперь мне надо взять у тебя кровь для анализа.

Она могла, если бы захотела, прокусить мне вену на шее, и я бы не только не удивился, но, скорее всего, попросту ничего не заметил. Однако она сделала все как обычно, взяв у меня десять кубиков крови из вены на сгибе локтя. Отлила немного в пробирку и поместила ее в аппарат, стоящий у стены. Тот заурчал и защелкал, а она вернулась ко мне.