Роберт Хайнлайн - «Магия, инкорпорейтед». Дорога Доблести [litres]

Я-то сам, признаться, больше уважаю что-нибудь со штыком для случаев, так сказать, интимного характера и что-нибудь обеспечивающее высокую точность попадания в тех случаях, когда враждебные действия ведутся с дальних рубежей. Поэтому я отложил «томми» и взял «спрингфилд», правда изготовленный на заводе в Рок-Айленде, что было видно по серийному номеру, но все равно «спрингфилд». Эта винтовочка пробудила во мне те же чувства, что и австралийский «Дуглас» – ведь некоторые виды механизмов столь совершенны, что единственное средство улучшить их – это сконструировать заново.

Я передернул затвор, сунул палец в ствол, осмотрел мушку. Ствол сверкал, никаких потертостей, на мушке была отчетливо видна малюсенькая звездочка. Чудесное оружие!

– Руфо, а какова местность там, куда мы двинемся? Такая же, как тут?

– Сегодня будет такая же. Но… – Он виновато принял винтовку из моих рук. – Здесь пользоваться огнестрельным оружием запрещено. Мечи, ножи, стрелы – все, что рубит, колет, режет с помощью человеческой руки, – пожалуйста. Но не огнестрельное.

– А кто это так распорядился?

Он пожал плечами:

– Спросите лучше у Нее .

– Но если пользоваться нельзя, то зачем ты их брал вообще? Да и боеприпасов я не вижу.

– Боеприпасов хватит. Позже мы придем в другое место, где можно пользоваться «пушками». Если, конечно, протянем достаточно долго. А пока я просто показываю, что у нас есть. Что вам понравилось из разрешенного оружия? Вы из лука стреляете?

– Пока еще не знаю. Покажи-ка, как это делается.

Руфо хотел что-то сказать, но, пожав плечами, взял лук. Надел кожаную наручь и тщательно выбрал стрелу.

– Вон то дерево, – произнес он, – то, у корней которого лежит белый камень. Я буду целиться на высоту человеческого сердца. – Он наложил стрелу, поднял лук, натянул тетиву и пустил стрелу – все это одним плавным, текучим движением. Стрела вонзилась в ствол дерева в четырех футах от земли. Руфо ухмыльнулся:

– Хотите посоревноваться?

Я не ответил. Знал, что попасть не смогу, разве что по чистой случайности. В детстве у меня был лук, подаренный на день рождения. Попадал я из него редко, а потом и стрелы куда-то затерялись. Тем не менее я весьма картинно стал выбирать себе лук, отыскав самый большой и тяжелый.

Руфо вежливо откашлялся:

– Разрешите обратить ваше внимание, что этот лук очень туг и тяжел для начинающего.

Я натянул тетиву:

– Найди мне наручь.

Наручь подошла так, будто была скроена по мне (а может быть, и была?). Я взял стрелу, даже не осматривая, – они все казались мне одинаковыми и прямыми. Никакой надежды попасть в это распроклятое дерево у меня не было. Находилось оно ярдах в пятидесяти и имело около фута в диаметре. Я просто намеревался пустить стрелу повыше, рассчитывая, что такой тугой лук обеспечит достаточно пологую траекторию. Больше всего в жизни мне хотелось наложить стрелу, поднять лук, натянуть его и пустить стрелу таким же слитным движением, как у Руфо, хотелось выглядеть настоящим Робин Гудом, не будучи им в действительности.

Но когда я поднял и согнул лук, когда я ощутил его мощь, я почувствовал внезапный прилив уверенности – этот инструмент был для меня! Мы были сотворены друг для друга.

Ни о чем не думая, я пустил стрелу.

Она, задрожав, впилась в дерево на расстоянии ладони от стрелы Руфо.

– Отличный выстрел! – воскликнула Стар.

Руфо глянул на дерево, поморгал, потом с обидой перевел глаза на Стар. Она ответила ему надменной улыбкой.

– Ни в чем не виновата, – заявила она. – Ты же знаешь, что на такие проделки я не способна. Соревнование шло честно… Оба отличились.

Руфо задумчиво смотрел на меня:

– Хм… А не желает ли милорд заключить маленькое пари… на его собственных условиях… что милорду не удастся повторить свой выстрел…

– Не буду я биться об заклад, – ответил я. – Что я, дурачок, в самом деле! – Но тут же взял другую стрелу и положил ее на тетиву. Мне нравился этот лук, приятен был даже звук, с которым тетива ударяла о наручь. Я решился на еще одну попытку, просто чтобы вновь ощутить чувство слияния с оружием.

Я спустил тетиву.

Третья стрела выросла в точке, расположенной между двумя предыдущими, чуть ближе к стреле Руфо.

– Отличный лук! – сказал я. – Я его возьму себе. Принеси стрелы.

Руфо молча затопал прочь. Я отложил лук и принялся копаться в ножевом товаре. В глубине души я очень надеялся, что из лука мне больше стрелять не придется, – даже профессиональный игрок не может рассчитывать на хороший расклад при каждой сдаче, и моя следующая стрела вполне могла превратиться в бумеранг.

Тут было бесконечное разнообразие лезвий, начиная от двуручного меча, по моему мнению вполне пригодного для колки дров, до крошечного кинжальчика, который дама может спрятать в чулке. И каждый клинок я брал в руки и пробовал… пока наконец не нашел такого, который был мне по руке так, как Эскалибур – по руке королю Артуру.

Я никогда не видел ничего похожего, а потому даже не знаю, как следует по науке назвать этот клинок. Скорее всего – саблей, поскольку он был слегка изогнут и заточен, как бритва, примерно на половину длины тыльной части. Конец клинка был остр, как у рапиры, а изгиб лезвия имел столь большой радиус, что клинок мог с одинаковым успехом наносить колющие удары, отражать рубящие или рассекать противника не хуже мясницкого топора. Гарда изгибалась вдоль кулака и плавно переходила в получашие, срезанное достаточно, чтобы провести полный мулине из любой защитной позиции. Хотя центр тяжести располагался только в двух дюймах ниже гарды, клинок был достаточно тяжел, чтобы разрубить любую кость. Оружие давало ощущение естественного продолжения руки.

Рукоять, обтянутая шершавой акульей кожей, прямо вливалась в ладонь. На клинке был выбит какой-то девиз, но он был плохо виден среди завитушек, и я не стал возиться с расшифровкой из-за нехватки времени. Этот клинок был мой, мы с ним составляли неразрывное целое. Я вложил его в ножны и застегнул пояс с ножнами на голой талии, чувствуя себя Джоном Картером, джеддаком джеддаков плюс гасконцем и его тремя друзьями одновременно.

– Ты не хочешь одеться, милорд Оскар? – спросила Стар.

– Что? О, разумеется. Я только примерял пояс. Но… разве Руфо захватил сюда мою одежду?

– Ты захватил, Руфо?

– Его одежду? Не хочет же он носить тут то, что надевал в Ницце?

– А что, собственно говоря, плохого в коротких штанах и гавайке? – запротестовал я.

– Как вы изволили сказать? Да, конечно, ничего плохого, милорд Оскар, – поспешно заговорил Руфо. – Вот и я говорю, живи сам и давай жить другим. Я знал когда-то человека, который носил… впрочем, не важно, что он носил… Разрешите показать, что я для вас приготовил.