Клод-Проспер де Кребийон-сын - Заблуждения сердца и ума

Они отъехали уже далеко, а я все еще стоял в оцепенении. Наконец я пришел в себя и отправился домой, чтобы обдумать все подробности случившегося; но я неправильно истолковывал все, что со мной произошло, и не переставал тосковать по Гортензии.

Хотя я знал, что она пробудет в деревне два дня, все же я послал на следующий день справиться, не возвратилась ли она в Париж. Прошел еще день; терзаемый нетерпением и ревностью, я сам отправился к ней, и узнав, что они еще не возвратились, готов был сейчас же ехать за ней в деревню, но преодолел искушение; мое тщеславие оказалось сильнее любви, и мысль, что госпожа де Люрсе объяснит мой приезд тем, что я не могу жить без нее, оттеснила все другие соображения и остановила меня, несмотря на мои тревоги.

Не успел я вернуться к себе, как мне доложили о приходе Версака. Хотя я был поглощен своей любовью, но одиночество, на которое я себя обрек, начало тяготить меня, и я был счастлив его видеть.

— Хотел бы я знать, — сказал он, входя, — где вы пропадали эти два дня? Нет уголка в Париже, куда бы я не заглянул в надежде вас встретить.

— Я пребываю, — отвечал я, — в черной меланхолии.

— Разве счастливые любовники, — спросил он, — могут пребывать в меланхолии? Я не удивляюсь, что вы огорчены отсутствием госпожи де Сенанж, но вы можете быть вполне уверены, что вас любят...

— О, боже мой! — воскликнул я.

— Это трагическое восклицание пугает меня, — прервал он меня в свою очередь, — разве она вам еще не написала?

— Помилуйте, — ответил я, — она только два дня как уехала; вы же знаете, что она обещала мне написать только по возвращении.

— Это так, — согласился он, — но все же я удивлен, что у вас еще нет от нее послания. Позавчера у вас просили позволения писать вам, и по логике вещей вы должны были уже получить несколько записок. Госпожа де Сенанж редкая женщина! Она не заставляет вас мучиться неизвестностью и опасаться излишних отсрочек. В одну минуту ее ум все постиг, и сердце отозвалось.

— Эти свойства, — возразил я, — как раз расхолаживают меня. Некоторая осмотрительность в выборе возлюбленного, по-моему, больше подходит женщине, чем поспешность, за которую вы так признательны госпоже де Сенанж.

— Когда-то принято было думать по-вашему, — сказал он, — но времена переменились. Однако вернемся к госпоже де Сенанж. Вы внушили ей столько надежд, проявили так много внимания.., я даже удивляюсь вашему равнодушию.

— Как, разве я внушил ей надежду? — воскликнул я.

— Конечно! — сказал он холодно. — Когда мужчина вашего возраста бывает у такой женщины, как госпожа де Сенанж, появляется с ней в общественных местах и завязывает переписку, у него должны быть на нее виды. Обычно этого не делают без определенных намерений. Она, несомненно, уверена, что вы ее обожаете.

— Неважно, что она думает, — возразил я, — я сумею ее разубедить.

— Это будет непорядочно, — ответил он, — вы дадите ей основания жаловаться на вас.

— А я полагаю, — заметил я, — что скорее я вправе жаловаться на нее. На каком основании она притязает на мое сердце?

— На ваше сердце! — воскликнул он. — Вот слово из романа. С чего вы взяли, что она притязает на ваше сердце? Она не способна на такие смехотворные притязания.

— Чего же она хочет? — спросил я.

— Интимных отношений, — ответил он, — которые похожи на любовь, поскольку дают наслаждение, но без глупых претензий и капризов. Короче говоря, она чувствует склонность к вам и от вас ожидает такой же склонности.

— Думается мне, — ответил я, — что этого ей долго придется ждать.

— Может быть, — сказал он, — но в конце концов вы придете к логическому выводу, что ваша неприязнь к госпоже де Сенанж неразумна. Теперь она вам не нравится, но это не значит, что в будущем она вам не понравится больше. Это случится помимо вашей воли, но обязательно случится, иначе вы нарушите благопристойность и укоренившиеся обычаи.

— А я, наоборот, убежден, — сказал я, — что ничего подобного не случится. Пусть обо мне судят, как угодно, но я не хочу этого.

— И очень плохо, — сказал он. — Советую хорошенько взвесить, вправе ли вы не хотеть.

— Но вы, например, — спросил я, — хотели бы с ней сблизиться?

— Если бы, на мое несчастье, она меня отличила, — сказал он, — мне пришлось бы уступить, хотя я мог бы от этого уклониться.

— Вот как! Почему же мне не дозволено уклониться?

— Вы слишком молоды, — ответил он, — чтобы миновать госпожу де Сенанж. Вы обязаны ответить ей взаимностью, тогда как для меня связь с ней была бы только актом вежливости. Вам теперь нужно, чтобы женщина ввела вас в общество, а я, наоборот, ввожу в свет женщин, которые хотят блистать в обществе. В одном этом вы можете видеть разницу между нами.

— Позвольте обратиться к вам с вопросом, — сказал я, — и не удивляйтесь, если я задам вам не один, а несколько вопросов. Вы толкуете мне о вещах совершенно новых для меня, и я не могу сразу усвоить эти мысли так, как бы вы хотели. Кроме того, не сердитесь, если слова ваши не только меня удивят, но и вызовут недоверие.

— Единственная моя цель — просветить вас; мне доставит искреннее удовольствие рассеять все ваши недоумения, — ответил он, — и показать вам свет таким, каким вы должны его видеть. Но чтобы свободнее отдаться обсуждению вопросов, которые по своей обширности и разнообразию могут нас далеко завести, я предлагаю поискать места поукромнее, где нам, никто не помешает, а таким подходящим местом я считаю площадь Звезды 22 22 Площадь Звезды — парижская площадь в конце Елисейских Полей. Она была задумана Ленотром и в первой половине XVIII в. уже была местом прогулок светского общества. .

Я одобрил его мысль, и мы отправились на прогулку. По дороге мы беседовали о малозначительных вещах и, только дойдя до площади Звезды, приступили к разговору, оказавшему влияние на всю мою последующую жизнь.

— Вы задели мое любопытство, — сказал я, — намерены ли вы его удовлетворить?

— Не сомневайтесь, — ответил он, — я буду счастлив научить вас кое-чему. Есть вещи, непонимание которых сначала ставит нас в неловкое положение, а с течением времени становится даже постыдным, ибо их должен знать каждый светский человек. Без знания их самые великие преимущества, полученные нами при рождении, не только не возвышают нас, но, напротив, могут погубить. Я понимаю, что наука эта является сводом мелочных правил и что многие из них оскорбляют и разум и честь; мы можем презирать эту светскую мудрость, но ее надо изучать и следовать ее правилам неукоснительнее, чем законам, более возвышенным, ибо, к стыду нашего общества, нам скорее простят преступление против чести и разума, чем нарушение светских приличий. Но вы меня не слушаете, — прервал он себя.