Василий Потапов - Марфа Васильевна. Таинственная юродивая. Киевская ведьма

Борис улыбнулся:

– За золотыми серьгами дела не станет: вот тебе, Агафья, возьми, да смотри же употреби эти деньги на то, для чего просила, и чтобы ты никогда ничего не слыхала, а если что и слышала – постарайся забыть! Теперь прощай, ступай с Богом, помни одно: никому ни слова, ни здесь, ни в Угличе!

Годунов подал юродивой серебряную монету и сделал знак, чтобы она вышла.

Юродивая взяла монету, поклонилась и сказала:

– Будь покоен, Федорыч, я молчалива и лишнего словечка не вымолвлю, а не то ты, пожалуй, велишь Михайлушке и мне отрезать язык; есть, боярин, другая свидетельница, ее не испугаешь ножом и не подкупишь деньгами: эту свидетельницу зовут совестью; куды она, голубушка, неугомонна! Расходится, так и не уймешь!

Борис с негодованием вскочил с места, но юродивой уже не было.

– Успокойся, боярин, – заметил Битяговский, – я хорошо знаю эту юродивую, она живет в Угличе, у меня в доме; язык ее правда остер как нож, но верь мне, что она нас не выдаст.

– Положим так, – заметил Годунов, – я верю словам твоим, но осторожность и тайна должны быть первыми условиями наших замыслов…

Долго еще совещались злоумышленники на жизнь невинного младенца; наконец Битяговский вышел осторожно из дома боярина Годунова и скрылся…

Дворец царевича в Угличе. – Царица Мария Феодоровна. – Царевич Димитрий. – Опять юродивая. – Ее таинственные предсказания. – Боярыня Волохова. – Тайное совещание злодеев.

Еще и по сие время любители отечественной старины могут видеть в Ярославской губернии, в уездном городе Угличе, дворец, в котором некогда жил царственный юноша, сын Грозного Иоанна, падший под ударом проклинаемого всем народом русским убийцы, и причтенный к лику святых мучеников. Этот дворец Димитрия царевича, любопытный и редкий памятник нашей истории, уцелел до сих пор, хотя и не в первобытном виде своем. Он переделан и поновлен внутри, вероятно потому, что от него остались одни стены; впрочем, наружность его кажется такова же, как и была, кроме решетки, которою ныне он обнесен и которой в то время не было; впрочем, смотря на его мрачный вид, на высокое крытое крыльцо, вы немедленно переноситесь мысленно во времена минувшие; неподалеку от дворца взор ваш встречает соборную церковь и ту невысокую готическую колокольню, на которой некогда раздавался набат, и… горестная картина убиения царственного младенца, как будто происходя пред вами, вырывает из русского сердца горячую слезу воспоминания и проклятие на главы убийц, обагривших нечестивые руки свои в святой крови венценосного праведника.

Царица Мария Феодоровна сидела в своей образной светлице, у разноцветного окна и любовалась своим ненаглядным сыном, царевичем Димитрием, который, опустивши ангельскую голову свою на колени матери, нежно ласкался к царственной родительнице и время от времени отвечал на ее вопросы. Несколько времени продолжалась эта невыразимая семейственная беседа; наконец царица задумалась и, разбирая в задумчивости шелк нежных кудрей Димитрия, вздохнула; взор ее наполнился слезами… Царевич тотчас это заметил:

– Опять вздохи, опять слезы, родимая моя! – сказал он, осыпая поцелуями руки матери. – Да когда же этому будет конец?.. Скажи мне, родная, о чем грустишь ты? Или какое предчувствие тревожит тебя? Готовится ли нам какое несчастие? Расскажи, поведай мне, матушка-царица?..

Мария Феодоровна прижала сына к груди своей и отвечала:

– Прошедшее, сын мой, прошедшее… напоминая мне былое счастье, невольно иногда тревожит меня и в самом уединении…

– Прошедшее! – вскричал царевич, отступивши на несколько шагов от родительницы. – Прошедшее! Всегда так говоришь ты, моя ненаглядная! Да что же это за прошедшее? Разве ты в силах воротить его своими слезами?.. Если ты плачешь о покойном государе – моем родителе, то зачем тебе скрывать свою горесть? Раздели ее вместе со мною, с твоим сыном, и я так же, как ты, наплачусь досыта? – Царевич зарыдал, но вскоре опомнился, быстро отер слезы и продолжал: – Если же помыслы о минувших днях царственного величия смущают дух твой, матушка-царица, то вспомни, государыня, что для тебя не закрыты двери дворца царского и что на престоле царства Русского сидит старший брат мой!..

– Да кто правит-то царством Русским? – раздался вдруг голос; в это же время дверь отворилась и Агафья предстала пред изумленною царицею… – Сокол ты мой ясный! – продолжала она, обращаясь к царевичу. – На престоле царства Русского сидит твой старший брат, но правят царством пять его пестунов [23]; а ведь они себе на уме! Бояре народ хитрый, умеют в мутной воде ловить рыбу; государь Феодор Иоаннович, – дай ему Господи много лет здравствовать! – любит Бога паче главы; править царством – дело великое: он, мой батюшка, пойдет в храм Божий, судить да рядить укажет пестунам – они и начнут вертеть по-своему… особливо Борис Федорыч Годунов, куда на всё мастер… жаль только голубчика, того и гляди ослепнет…

– Что ты говоришь, Агафьюшка? – спросил царевич с участием. – Боярин Годунов ослепнет?.. Отчею же это?

– А вот отчего, ненаглядный мой, – отвечала юродивая. – Случалось тебе в светлый, ясный день взглянуть на солнышко, – куды как тяжело глазам! Взглянешь да и отвернешься, – да ведь это одна минута, а у боярина Годунова – Мономахов венец всегда перед глазами, глядит на него, мой сердечный, середи дня, бредит во сне… того и гляди ослепнет!..

Царица пристально посмотрела на юродивую.

– Твои слова загадочны, Агафьюшка, – молвила она, – но я не советовала бы тебе говорить такие речи вслух, а царевичу внушать такие мысля я тебе запрещаю!..

Агафья низко поклонилась.

– Прости, государыня! – сказала она. – Язык мой – мне враг, остер он, матушка царица, да всё не столько, как нож в руке подкупного убийцы: словом не убьешь, моя голубушка!.. Еще скажу тебе пример, государыня, коли собака брехает – не бойся ее, она и рвет и мечет, а не укусит; бойся той собаки, что молча бросается!.. Вот ты то рассуди, кто кроме Агафьи так смело станет говорить тебе, все кланяются в пояс, никто противного словечка не молвит, кажись, любят тебя и души не слышат, а заглянуть бы иному в сердце, куды чай темно… Береги, государыня, царевича, не надейся на мамок, на нянек; они служат тебе за деньги и за эти же деньги продадут другому свои услуги…

В это время вошла в светлицу пожилая женщина, богато одетая в малиновый бархатный сарафан и дорогую фату, но чрезвычайно непривлекательная собою; это была мамка царевича Димитрия, боярыня Волохова. Поклонившись царице, боярыня бросила презрительный взгляд на юродивую. Последняя, ни мало не смутившись, покачала с удивлением головою и сказала: