Густав Майринк - Т.1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

Ева уже стояла на пороге, когда внезапное предчувствие, что она никогда больше не увидит Антверпена, удержало ее...

Схватив перо и бумагу, она хотела написать своей тетушке, но дальше первых строк дело не пошло; глубокая внутренняя уверенность в том, что какие бы действия она теперь ни предпринимала, руководствуясь собственными желаниями и настроениями, ей все равно ничего не изменить, — скорее можно надеяться поймать на лету вылетевшую из ствола пулю, чем обуздать ту таинственную силу, на произвол которой она себя предала, — совершенно парализовала ее волю...

Монотонное бормотание, доносившееся из соседнего номера и не привлекавшее внимания девушки, внезапно оборвалось и в комнате повисла мертвая тишина... Прошла минута, другая, Ева всерьез начала беспокоиться, уж не оглохла ли она...

И тут в уши проник вкрадчивый, еле слышный, жутковато настойчивый шепот — казалось, его источник находился где-то далеко-далеко, за тридевять земель, — эти глухие гортанные звуки какого-то неведомого варварского языка били в барабанные перепонки, как в ритуальные тамтамы.

Разобрать слова было невозможно, но эта грозная, властная, подавляющая интонация!.. Было в ней что-то могучее, первобытное, подчиняющее себе — то, противиться чему Ева не могла... Вскочила и как завороженная устремилась к дверям...

Уже на лестнице вспомнила о забытых на туалетном столике перчатках, однако стоило только подумать о возвращении, как чужая и враждебная сила, — правда, почему-то показавшаяся ей идущей из глубины ее собственного женского естества, — в то же мгновение так резко толкнула девушку вперед, что она и осознать-то толком не успела это свое желание.

Быстро, но без спешки, размеренным шагом марионетки шла она по улицам, не зная, пойдет ли прямо на следующем перекрестке или свернет в переулок, однако нисколько не сомневалась, что в последний момент ей не придется колебаться, какой путь следует избрать.

Ева дрожала всем телом и, хоть сердце оставалось холодным и безучастным, прекрасно понимала, что это — ужас, панический ужас, заставляющий бренную плоть трепетать в предчувствии скорой смерти, — ужас, с которым она не в состоянии совладать, ибо сама тут как бы ни при чем, будто эти руки, ноги, нервы, словом, вся эта красивая телесная форма принадлежит уже не ей, а кому-то другому...

Выйдя на большую пустынную площадь, девушка узнала темнеющий в глубине массивный куб биржи и уж было с облегчением подумала, что ничего страпшого не происходит — просто она направляется к вокзалу, и, вообще, мало ли что померещится среди ночи, как вдруг ее неудержимо потянуло куда-то вправо, в узкий кривой переулок.

Редкие прохожие, которые ей встречались, замедляли шаг, останавливались, и она чувствовала, как они провожают ее недоуменными взглядами.

Никогда раньше Ева не замечала за собой склонности к ясновидению и вот теперь вдруг обнаружила, что без всякого труда читает в душах этих спешащих домой людей.

От многих исходила самая искренняя тревога за судьбу этой странной, бредущей, как сомнамбула, по ночному городу одинокой женщины, она отчетливо ощущала устремленный на себя теплый сочувственный ток, очень хорошо сознавая, что глядящие ей вслед мирные обыватели не имеют ни малейшего понятия о том, какие прекрасные эмоции пробуждаются иногда в их душах, — да они и не подозревали, почему оглядывались на нее, совершенно незнакомую им женщину, и конечно же, спроси их, стали бы смущенно оправдываться, будто сделали это случайно, из любопытства или по каким-нибудь еще не менее «правдоподобным» мотивам.

С удивлением обнаружила она, что людей связывают тайные невидимые узы, что человеческие души узнают друг друга как бы помимо телесной оболочки и даже вступают в переговоры на языке каких-то неуловимых вибраций и настроений, слишком тонких для внешних органов чувств. Как хищные звери, завистливые, кровожадные и коварные, всю свою жизнь потомки Адама враждуют, но достаточно одной крошечной щелочки в повязке, закрывающей им глаза, чтобы из заклятых врагов получились верные и преданные друзья...

Все более пустынными и угрюмыми становились переулки, по которым ее вела чья-то чужая воля; Ева уже не сомневалась, что в ближайшие часы с ней случится нечто ужасное, — скорее всего насильственная смерть от руки какого-нибудь убийцы, — если только не удастся разрушить колдовские чары, принуждающие ее идти вперед, однако она даже не пыталась сопротивляться — безропотно подчинилась невидимому поводырю, абсолютно уверенная, что это ночное приключение — лишь еще один шаг к желанной цели.

Переходя по узкому металлическому мостку через какой-то грахт, она заметила возвышающийся неподалеку мрачный силуэт церкви св. Николая — храм с двумя стрельчатыми башнями казался предостерегающе воздетой к небу черной дланью с оттопыренными «рогаткой» перстами — и облегченно вздохнула: это, должно быть, Сваммердам взывал к ней в безутешном горе по убиенному Клинкербоку.

Однако затаившаяся вокруг настороженная враждебность подсказывала, что это не так: из каждой пяди земли исходила угрюмая ненависть — холодная, неумолимая, яростная, она всегда направлена против того, кто осмелится преступить законы мира сего и сбросить оковы своего рабства.

Только теперь Ева по-настоящему испугалась, сломленная сознанием собственной беспомощности.

Попыталась остановиться, однако ноги сами несли ее дальше — казалось, она утратила всякую власть над своим телом.

Девушка в отчаянье подняла глаза к небу, и душа преисполнилась покоем и умиротворением при виде бесчисленных сонмов звезд, подобно всесильным покровителям неусыпно взирающим мириадами мерцающих очей вниз, на землю, дабы ни один волос не упал с головы их избранницы. Она вспомнила о величественных мужах в небесном чертоге, в руки которых предала свою судьбу, — достаточно одному из этого собора бессмертных хотя бы бровью повести, и земной шар рассыплется прахом...

И вновь в барабанные перепонки ударили варварские гортанные звуки — грубые, страстные, неистовые, сейчас они рокотали совсем рядом, поторапливая ее; и тут вдруг выплыл из темноты дряхлый сутулый дом на стрелке двух грахтов... Тот самый, в котором был убит Клинкербок...

На чугунной ограде канала примостился какой-то человек; он сидел совершенно неподвижно, наклонившись вперед, и, казалось, весь обратился в слух, напряженно прислушиваясь к ее приближающимся шагам...

Ева сразу поняла: вот он — демонический магнит, притянувший ее на Зеедейк!

Она еще и лица-то его не разглядела, а по сковавшему ее смертельному ужасу, от которого кровь в жилах мгновенно застыла, уже знала, что это тот самый кошмарный негр, явившийся вчера в каморку сапожника.