Густав Майринк - Т.1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

но я абсолютно уверен — когда-нибудь я, наверное, смогу объяснить вам почему, — что фрейлейн Ева последовала одному моему совету... Похоже, случившееся с ней сегодня — это первое свидетельство того, что она уже на пути...

Когда-то и мой приятель Клинкербок избрал подобный; все эти годы я в глубине души предвидел конец, хотя и цеплялся за надежду, что горячей молитвой удастся отвести беду. Сегодняшняя ночь доказала то, что я и так знал, но по собственной слабости ничего не предпринимал, лишь ждал и надеялся: молитва — это средство, позволяющее насильно разбудить спящие в нас силы. И только... Глупо обманывать себя тем, что молитва может как-то повлиять на волю Всевышнего... Люди, вверившие свою судьбу Духу, подвластны одному закону — духовному. Воистину, они достигли совершеннолетия и вышли из-под опеки Земли, чтобы когда-нибудь обрести полную власть над этой темной и бренной субстанцией. Все, что с ними случается во внешнем мире, лишь идет им на пользу, направляя вперед, — даже несчастье помогает этим одиноким странникам...

Будем считать, менеер, что в случае фрейлейн Евы дело обстоит именно так.

Вся сложность состоит в том, чтобы призвать Дух, который направит вашу судьбу, но лишь гласу того, кто созрел для духовного странствования, внемлет Он; призыв должен совершаться из любви, во благо другого человека — в противном случае в нас просыпаются силы тьмы.

Каббалисты говорят о «существах кромешно темного царства Об, кои уловляют в свои тенета бескрылые молитвы»; они имеют в виду вовсе не каких-то страшных демонов, обитающих вне нас, — от них мы защищены стенами нашей плоти, — но сокрытые в глубине наших душ магические яды, которые, если их вывести из спячки, разъедают и подтачивают человеческое Я.

— Но если Ева, по вашим словам, господин Сваммердам, идет тем же путем, что и Клинкербок, — недоуменно воскликнул Хаубериссер, — то я, извините, совершенно не понимаю вашего оптимистического настроя!

— Пожалуйста, позвольте мне договорить... Я бы никогда не решился, менеер, давать фрейлейн такой опасный совет, если бы в то мгновение при моих устах не был Тот, о Котором я недавно сказал: мы оба ничто в сравнении с Ним. В течение всей моей долгой жизни ценой несказанных мук учился я разговаривать с Ним и отличать Его глас от нашептывания человеческих желаний... Так вот, опасность заключалась лишь в том, что фрейлейн могла начать свой призыв в неподходящий момент;

этот критический момент — и он единственный — слава Богу миновал. — Сваммердам радостно засмеялся. — Знайте же, несколько часов назад призыву вашей возлюбленной вняли!.. И возможно, — поймите, это не тщеславное бахвальство, ибо все происходило как бы помимо меня, пока я пребывал в состоянии глубокого транса, — возможно, мне посчастливилось помочь ей в этом... — Он подошел к двери и открыл ее. — Однако давайте-ка используем до конца свои возможности и обратимся к пресловутому «дедуктивному методу», ибо рассчитывать на помощь высших сил можно только тогда, когда все, что в человеческих силах, уже сделано... Сойдем же вниз, в трактир, поговорим с матросами, — думаю, пара звонких монет развяжет им языки, — ну а если вы тому, кто найдет фрейлейн и доставит живой и невредимой, пообещаете хорошее вознаграждение, так они весь квартал перевернут вверх дном и в случае надобности жизни своей не пожалеют ради нее... Эти люди, в сущности, гораздо лучше, чем о них думают; просто они заблудились в дремучих чащобах своих душ и, одичав, уподобились хищным бродячим зверям. В каждом из них присутствует доля той отчаянной отваги, которой так не хватает иным благовоспитанным обывателям; конечно, проявляется она, как правило, в виде насилия и жестокости, ибо неведомо буйной братии, что за сила движет ею... Но вот что я вам скажу, мене-ер: они не боятся смерти, а мужественный человек не может быть отпетым негодяем. Воистину, самый верный признак того, что человек несет в себе бессмертие, — это презрение к смерти...

Они спустились в кабак.

Сумрачный подвал был забит до отказа; в середине, на полу, лежал с размозженным черепом труп чилийского матроса.

Когда Сваммердам поинтересовался, при каких обстоятельствах погиб несчастный, трактирщик уклончиво пробурчал, что это была обычная драка, какие почти ежедневно случаются в порту.

— Этот чертов негритос, который вчера... — начала было кельнерша Антье, но не договорила: хозяин с такой силой двинул ей в бок, что она закашлялась, подавившись словами.

— Захлопни пасть, грязная свинья! — рявкнул трактирщик. — То был черный кочегар с бразильской посудины, понятно!

Хаубериссер отвел одного из бродяг в сторону и, вложив ему в руку монету, принялся расспрашивать.

Вскоре его уже окружала целая шайка — возбужденно жестикулируя и сверкая глазами, разбойного вида матросы старались

друг друга превзойти в изображении того, что бы они сделали с негром, попадись он им в руки; однако все эти невероятно подробные и красочные описания фантастически изощренных пыток, чуть только речь заходила об имени и приметах «проклятого черномазого», кончались одним и тем же на редкость серым и стереотипным: да-да, конечно, то был чужак, какой-то пришлый, никому не известный кочегар. Прищуренные глаза старого морского волка за стойкой все время держали краснобаев под прицелом, а когда буйная фантазия уносила вдохновенных сказителей так далеко, что они могли проболтаться и случайно навести на след зулуса, его негромкое, но грозное покашливание возвращало их на грешную землю. Разумеется, он бы и пальцем не пошевелил, чтобы помешать этим головорезам поставить на ножи своего чернокожего завсегдатая, — жаль, конечно, ведь у ниггера все еще водились денежки! — однако священный закон портового братства был неумолим: своих — и друзей и врагов — не выдавать!..

Нетерпеливо вслушивался Фортунат в хвастливую болтовню, и — кровь бросилась ему в голову — вот оно: у Антье сорвалось с языка, что негритос таскал за собой какую-то молодую приличную даму...

Он покачнулся и, теряя равновесие, схватился за рукав Сваммердама; потом высыпал содержимое своего кошелька в руки кельнерши и, все еще лишенный дара речи, знаками дал ей понять, чтобы она рассказала подробней.

— Сидим, значит, пьем, вдруг крики... Какая-то женщина кричит... Ну мы и рванули на улицу... — загалдели все разом.

— Менеер, менеер, она лежала у меня на коленях!.. Без сознания была! — перекричала всех Антье.

— Но где она, где вы ее оставили? — воскликнул Хаубериссер.

Матросы замолчали и, почесывая в затылках, стали недоуменно переглядываться: только сейчас до них дошло, что про женщину-то они и забыли...

Куда девалась Ева, никто не знал.