Каролина Светлая - Дом «У пяти колокольчиков»

Едва матушка услышала от Черного Петршичка, что ювелирша оттаяла, как тут же бросилась закупать дамастовые скатерти, целые штуки тонкого полотна, отрезы шелка всех цветов. Она засадила за работу сразу шесть белошвеек, и те трудились над шитьем и вышиванием дни и ночи, сколько хватало сил и зрения. Матушка не хотела ударить лицом в грязь перед ювелиршей и вознамерилась даже утереть нос гордячке, мстя за то, что она, прежде чем вступить с матушкой в дружеские отношения, долго раздумывала.

Имея полон рот хлопот в соответствии с новыми обстоятельствами, матушка не обратила внимания, что Франтишек, по всей видимости, решил восполнить пробелы, допущенные в начале занятий. Его объяснения во время уроков растягивались чрезмерно надолго, звук скрипки доносился лишь изредка, а пение Стасички и того реже. Голос ее бывал то сильным и мужественным, точно вызов к бою, то нежным и трепетным, точно хрустальная слеза на темной реснице.

Наконец настала желанная минута, когда Черный Петршичек с важным видом государственного деятеля сообщил ювелирше, что хозяйка «Барашка», чье достоинство он в этом случае усердно оберегал, как и положено старому приятелю, уже решительно не имеет ничего против и осведомляется, не соизволит ли она где-нибудь с нею встретиться — обсудить интересующий обеих вопрос и дать возможность детям за это время приглядеться друг к другу. Ежели обе матери столкуются, то хорошо бы и договориться сразу об оглашении и свадьбе; от долгой помолвки никогда не бывало большого проку, так что лучше сразу избавиться от дополнительной заботы. Приближался праздник тела Христова, и, по рассуждению Петршичка, вполне уместной и для всех удобной была бы встреча в церкви св. Маркиты, где Стасичка пела во время богослужения, а матушка в числе именитых людей должна была возглавлять процессию. Для участия в сих торжествах сюда всегда съезжалось много семейств богатых горожан; обедали они либо в «Звезде», либо, как матушка, в гостинице при монастыре.

Когда матушка в тот праздничный день садилась со Стасичкой в коляску, все соседи сбежались к «Барашку» поглядеть на их выезд. На конюхе была новая шапка с галуном, в лошадиные гривы вплетены были красные розочки, между ними воткнуты веточки березы, а уж от матери с дочкой невозможно было глаз отвести! Обе в шелках, дорогих кружевах и золоте — поистине волшебное зрелище. Да и то сказать, разве не было повсюду известно, что мало кто на Конском рынке мог позволить себе такие расходы, как хозяйка «Барашка»: денег у ней куры не клюют, деток — одна-единственная дочь, — отчего бы ей и не потратить раз в год несколько десятков золотых на праздничные наряды?

Матушка ожидала лишь подходящего случая, чтобы заткнуть за пояс ювелиршу, — сегодняшние торжества она сочла вполне удобным предлогом. Она хотела затмить ее пышным убранством, доказать, что другие тоже способны привлечь к себе всеобщее внимание, стоит им только захотеть. Она благодарила соседей и соседок, приносивших ей поздравления, вся разрумянившись от удовольствия и даже позабыв на время свою ужасную утреннюю ссору со Стасичкой. Эта девица делалась день ото дня несносней. Слава богу, что ювелирша наконец поумнела и все долгие хлопоты близки к успешному окончанию. Со Стасичкой явно ни одна женщина уже не в силах совладать; надобен мужчина, который бы ее обуздал. Чего только она сегодня не наговорила матери по поводу вещей, купленных для нее именно к этому празднику! Мать слово — она ей десять; ни одна вещь не пришлась ей по вкусу, в каждой находила она изъян и в конце концов опять про все наряды сказала, что это безделка, о которой даже и говорить-то не стоит.

Матушка не хотела открывать дочери, с кем им сегодня предстоит встретиться, ибо еще и до сей поры не могла подавить в себе опасений, удастся ли сладить дело с ювелиршей. А ну как она в последнюю минуту со свойственной ей разборчивостью пренебрежет Стасичкой и заявит, что сын ее, дескать, должен взять в жены непременно барышню, принадлежащую к высшему кругу, либо начнет изъясняться в надменном и вызывающем тоне, чем вынудит их прервать переговоры. Матушка относилась к регентше весьма почтительно и доказала это, проявив огромное долготерпение, но вовсе не была намерена перед ней унижаться. «Барашек» тоже кое-что значил, и ни в чьих милостях она не нуждалась. Захочет ювелирша — прекрасно, не захочет — тоже хорошо, никто ее умолять не будет. Со временем сыщется другой жених, из приличного дома и тоже с положением; уж он-то окажет им должное уважение, в отличие от некоторых людей, возомнивших о себе невесть что. Как повела бы себя Стасичка с ее теперешней раздражительностью, знай она, кого мать прочит ей в мужья, и возымей она надежду на этот брак? А вдруг надежда оказалась бы пустой? Вполне вероятно, рассуждала матушка, что Стасичка заплатила бы тяжким недугом, а возможно, и жизнью за то, что они с Петршичком отрекомендовали бы ей ювелиршиного сына как самого достойного претендента, против которого не устоит ни одно девичье сердце, когда бы он попробовал завоевать его.

Итак, матушка тщательно хранила тайну от дочери вплоть до сегодняшнего дня; однако, увидев, что Стасичка готова вырядиться всем на потеху, сочла необходимым намекнуть на предстоящее событие.

Оказалось, что она поступила как нельзя более разумно. Стасичка, не подозревавшая ни о чем подобном, внезапно умолкла, побледнела, ее кинуло в дрожь, так что она вынуждена была даже ухватиться за край стола! Матушка ужа подумала, что дочь вот-вот упадет без чувств, однако та, к счастью, не сомлела, и на этот раз обошлось без холодной воды и капель. С той минуты она позволяла обращаться с собой точно с куклой, любые матушкины распоряжения исполнялись служанками без малейшего сопротивления с ее стороны; в результате они навесили на нее едва ли не все, что было в шкатулке и что мать пожелала на ней видеть. Она села с матерью в коляску и ехала с ней по Праге, притихнув и сосредоточенно глядя куда-то в пространство. Впервые за несколько последних недель она была спокойной и не обратилась к матери ни с одним колким, несуразным вопросом.

Со все возрастающей нежностью поглядывала дорогой мать на свою дочку. Эта матовая кожа, эти темные глаза и горделивое выражение лица наверняка могли нравиться и другим людям, не только матери, относящейся пристрастно к своему ребенку. Да, она была сегодня красива, очень красива, эта ее странная Стасичка, сидевшая возле нее с задумчиво опущенным взором, с покойно сложенными на коленях руками, углубившаяся в какие-то серьезные размышления, как то и пристало девушке, сознающей, что стоит на пороге новой жизни. О, несомненно она, матушка, верно поступила, сделав тот маленький намек и тем направив мысли дочери в желанное русло, где их и следовало подольше удержать.