Каролина Светлая - В горах Ештеда

Доротка в изнеможении прислонилась к стволу ели. Каждое слово Вилика ложилось на нее непосильным бременем, которое она была не в силах стряхнуть с себя. Она тяжело дышала от усталости и волнения. Но щеки ее уже не пылали, а были бледны, как месяц, который смотрел им обоим в лицо, с любопытством прислушиваясь к их объяснению.

— Лампу я нарочно сорвал с потолка, я знал — ты прибежишь, как только услышишь, что со мною случилось. И вот — прибежала, — прибавил он победоносно.

— Я бы не прибежала, если б ты не бросался землей, — прошептала Доротка, собрав все силы и гордость, но тут же умолкла, не договорив. Слова, которыми она пыталась дать ему отпор, жгли ее губы, как до того — колдовская земля ее кожу. Она уже не могла сопротивляться, хотела его уязвить, но уязвила больше самое себя.

— Так ты все знаешь? Тем лучше, по крайней мере поймешь, что сегодня я мог опозорить тебя на веки вечные, пожелай я этого. Я собирался спросить, как только земля притянет тебя ко мне, чего тебе от меня надо. Тебе пришлось бы ответить, что ты предлагаешь мне любовь. Но у меня сердце добрее, чем у тебя. Едва я тебя увидел, как все мои умыслы отомстить улетучились. Признайся, ты, верно, тоже околдовала меня, как я тебя, иначе почему бы я мгновенно забыл большую обиду и видел только твою красу?!

Доротка задрожала, вопрос Вилика отозвался в ней болью и прозвучал как насмешка, хотя насмешки в нем не было.

— Как только ты ко мне подбежала, — продолжал юноша, и чем дольше он говорил, тем меньше оставалось в нем кичливости от сознания своей победы, тем более пылко звучал его голос, — у меня голова пошла кругом от радости, что я опять тебя вижу. Теперь, когда ты не можешь от меня убежать, я, не роняя себя, могу сказать, как тебя люблю. Я чуть с ума не сошел по тебе. Я готов отдать за тебя жизнь, хоть ты этого и не заслуживаешь. Мне бы следовало скрывать свою любовь, чтоб ты не взяла надо мной верх, но это не в моих силах. Зато я постараюсь взглянуть на тебя прежде, чем ты на меня, когда со свадебной музыкой приду отвести тебя в костел. И послежу, чтобы ты не наступила мне на пятку, когда пойдем после венчания мимо алтаря к чаше для пожертвований. Я хочу быть хозяином в доме.

Парень подошел к ней еще ближе и, взяв ее руку, прижал к своей груди.

Все было им забыто: оскорбление, муки, ненависть, клятва отомстить, материнский наказ и угрозы. Озаренная лунным сиянием, Доротка в своем красивом праздничном наряде казалась ему прекрасней чем когда-либо. Он как бы заново влюбился в нее.

Девушка оставила в его руке свою дрожащую руку, у нее не было сил отдернуть ее, и она тоже смотрела Вилику в глаза, не могла, что бы там ни было, отвести от него взгляда.

Он перебросил через нее землю! Мысль об этом пришла как грозная туча и потрясла все ее существо. Жестокая борьба, которую она долгие недели отчаянно вела со своим сердцем, разом была окончена. Больше Доротка не помышляла о сопротивлении, убежденная, что человек не в силах противостоять такому могучему колдовству.

— Скажи же и ты наконец, нравлюсь ли я тебе хоть немного! — просил он ее горячо и сокрушенно, все больше поддаваясь своему чувству, — тогда на Плани мне показалось, что в твоих глазах засветилась любовь… до того, как тебе стало известно, кто я. Неужто я ошибся? Мне бы это было очень горько. Я хочу, чтобы сердце твое было со мной. Неужели тебя ничего, совсем ничего не влечет ко мне, кроме этой колдовской земли?!

При этих словах Доротка переменилась в лице. Густой румянец покрыл ее лоб и вновь сменился снежной белизной. Но отступать было некуда, ей пришлось выложить все начистоту. Все, в чем она не сознавалась самой себе, все, что ценой неимоверных усилий подавляла в тайниках сердца, — все это вдруг всколыхнулось и, влекомое чудодейственной силою, прихлынуло помимо воли к ее устам.

— Ты полюбился мне с первого взгляда. И мне, видит бог, было стократ горше, чем тебе, когда пришлось тебя прогнать. О том, как я по тебе убивалась и тосковала, знает только тот, кто там на небесах, собирает и рассеивает облака, кто зажигает и гасит звезды.

— Тогда все хорошо! — возликовал парень и снова пылко привлек к себе девушку. — Ни небо, ни пекло не разъединят нас отныне.

— Не разъединят нас ни небо, ни пекло, ни проклятия отца и укоры собственной совести. Но радоваться еще рано. Не забудь — за спиной каждого из нас стоит смерть! — И девушка сама в это мгновение казалась воплощением смерти — такой бледностью покрылось ее лицо.

— На то еще старость будет, чтоб подумать о смерти. Сперва надо насладиться жизнью. Сегодня же провожу тебя домой, поговорю с твоим отцом. Он должен согласиться, даже если и будет против, и к нашему храмовому празднику мы станем мужем и женой.

— Свадебное ложе уже приготовлено, — продолжала Доротка все более скорбно. — Лежать мне на черной земле под скалой.

— Доротка, что все это значит? — ужаснулся парень. — Я о любви, а ты в ответ все о смерти?

— Любовь к тебе и смерть для меня одно, — зарыдала Доротка, в отчаянии закрывая лицо руками.

— Голубушка, что опять ты мне уготовила?! Не успел я избавиться от одних мучений, как ты сулишь мне новые… Не понимаю твоих слов. Может, моя мать, догадываясь, что я полюбил тебя, посылала сказать, что пока она жива, не быть тебе хозяйкой в нашем доме? Не обращай внимания на пустые слова, положись на меня: волосок не упадет с твоей головы, я сумею постоять за нас.

— Я не только не займу место хозяйки у твоего очага, но и порога дома твоего не переступлю. Ни один дружка не запряжет коня и не вплетет ему в гриву красных лент, чтоб отвезти меня в костел. Ни одна девушка не совьет для меня венок. Для меня на этом свете не выросло ни одной веточки розмарина…

— Что за черные мысли у тебя в голове? — опечалился парень, услышав ее жалостные слова. — Забудь обо всем! Не пройдет и двух недель, как ты станешь моей дорогой женой.

— Я никогда не буду женой, никогда ребенок не назовет меня матерью, я не выйду ни за тебя, ни за другого. Когда ты бросил в меня землей, в каменоломне задрожали своды; они станут крышкой моего гроба, которую отроковицы не понесут на кладбище и не увенчают цветами. Не раз — лишь только подумаю о тебе — мне чудилось, будто скала рушится на меня. С той минуты, как я бросилась тебе на грудь, я знаю, что нет мне спасения, смерть и могила возьмут меня к себе разом! — выкрикнула Доротка, словно в бреду.

— Я слишком быстро заставил тебя бежать, и тебе стало плохо, — упрекал себя озабоченный Вилик, не находя другого объяснения ее странной подавленности. — Идем, я не спеша отведу тебя домой, чтобы ты успокоилась. Я слышу, как каждая жилка в тебе трепещет, и говоришь ты словно во сне…

— Ах, если б это был только страшный сон — то, что твоя мать сжила со света мою.