Уильям Коллинз - Две судьбы

— Мы здесь так привыкли к нашему шетлендскому гостеприимству, что не можем понять нерешительности чужестранца воспользоваться им. Ваш проводник ни в чем не виноват, господа. В каждом доме на этих островах есть запасная комната, всегда готовая для гостя. Когда вы путешествуете в мою сторону, вы приезжаете сюда и остаетесь здесь сколько хотите, а когда вы уезжаете, я исполняю должность доброго шетлендца, проводив вас до первой станции вашего путешествия, чтобы пожелать вам благополучного пути. Обычаи, забытые в других местах уже несколько столетий, остаются здесь во всей своей силе. Я прошу вас отдать моему слуге все приказания, которые необходимы для вашего спокойствия, так же свободно, как вы отдали бы их в вашем собственном доме.

Он повернулся, чтобы позвонить в колокольчик, стоявший на столе, и заметил на лице проводника ясные признаки, что он обиделся моими намеками.

— Нельзя ожидать, чтобы чужестранцы понимали наши обычаи, Эндрю, — сказал Книжный Мастер, — но мы с тобой понимаем друг друга — и этого достаточно.

Грубое лицо проводника покраснело от удовольствия. Если бы король на престоле заговорил с ним снисходительно, едва ли он мог бы более гордиться этой честью. Он сделал неуклюжую попытку взять руку Мастера и поцеловать ее. Денрос оттолкнул его и слегка потрепал по голове. Проводник взглянул на меня и на моего друга, как будто получил самое высокое отличие, какое когда-либо доставалось земному существу. Рука Мастера ласково коснулась его.

Через минуту садовник-конюх появился в дверях на звон колокольчика.

— Принеси в эту комнату аптечку, Питер, — сказал Денрос, — ты должен ухаживать за этим господином, который не может встать с постели по болезни, точно так, как ходил бы за мной, будь я болен. Если случится нам обоим позвонить в одно время, ты должен явиться к этому господину прежде, чем ко мне. Белье, разумеется, готово в этом гардеробе? Очень хорошо. Теперь ступай и вели кухарке приготовить небольшой обед, а из погреба принеси бутылку старой мадеры. На стол накрой, по крайней, мере сегодня, в этой комнате. Этим господам будет приятнее обедать вдвоем. Покажи моим гостям, Питер, что я по справедливости считаю тебя хорошей сиделкой и добрым слугой.

Молчаливый и угрюмый Питер просиял при выражении доверия Мастера к нему, как проводник просиял от ласкового прикосновения Мастера. Оба вместе вышли из комнаты.

Мы воспользовались наступившим молчанием, чтобы отрекомендоваться нашему хозяину по именам и сообщить ему, при каких обстоятельствах довелось нам посетить Шетлендские острова. Он выслушал нас со своей сдержанной вежливостью, но не задал никаких вопросов о наших родных, не заинтересовался прибытием правительственной яхты и начальника Северных маяков. Всякий интерес к внешнему миру, всякое любопытство относительно лиц, занимающих видное общественное положение и имеющих известность, очевидно, исчезли в Денросе. В течение десяти лет для него было достаточно небольшого круга его обязанностей и занятий. Жизнь потеряла свою ценность для этого человека, и, когда смерть придет к нему, он примет царицу ужасов как свою последнюю гостью.

— Не могу ли я сделать еще что-нибудь, — говорит он скорее сам с собой, чем с нами, — прежде чем вернусь к своим книгам?

Что-то приходит ему в голову в то самое время, как он задает этот вопрос. Он обращается к моему спутнику со своей милой, грустной улыбкой.

— Я боюсь, что для вас жизнь будет здесь очень скучна. Если вы любите удить, я могу предложить вам развлечение в этом роде. В озере много рыбы, а у меня в саду работает мальчик, который будет рад сопровождать вас в лодке.

Друг мой любит удить рыбу и охотно принимает приглашение. Мастер говорит мне на прощание несколько слов, прежде чем возвращается к своим книгам.

— Вы можете спокойно положиться на моего слугу Питера, мистер Джермень, пока не будете иметь возможность выходить из этой комнаты. Он имеет преимущество (важное для больного) быть очень молчаливым и необщительным человеком. В то же время он старателен и внимателен, по-своему, сдержан. А что касается более легких обязанностей, как например, читать вам, писать для вас письма, пока вы не можете владеть правой рукой, регулировать температуру в комнате и так далее, хотя не могу утверждать положительно, я думаю, что эти маленькие услуги может оказывать вам другая особа, о которой я еще не упоминал. Мы увидим, что будет через несколько часов, а пока, сэр, я прошу позволения оставить вас отдохнуть.

С этими словами он вышел из комнаты так спокойно, как вошел, и оставил своих гостей с признательностью размышлять о шетлендском гостеприимстве. Мы оба спрашиваем себя, что могут значить последние таинственные слова нашего хозяина, и обмениваемся более или менее различными догадками об этой неизвестной «другой особе», которая, может быть, будет услуживать мне, пока появление обеда не придает нашим мыслям другой оборот.

Блюд не много, но они приготовлены отлично и превосходно сервированы. Я слишком устал, чтобы много есть, но рюмка прекрасной старой мадеры подкрепляет меня. Мы строим наши будущие планы, пока обедаем. Наше возвращение на яхту в Леруикской гавани должно последовать не позже завтрашнего дня. В настоящем положении вещей я могу только отпустить моего спутника вернуться на корабль и успокоить наших друзей, чтобы они напрасно не тревожились обо мне. На следующий день я обязуюсь послать на корабль письменный доклад о состоянии моего здоровья с человеком, который может привезти с собой мой чемодан.

Отдав эти распоряжения, приятель мой уходит (по моей собственной просьбе), попробовать свое искусство удить рыбу в озере. С помощью молчаливого Питера и аптечки я перевязываю свою рану, закутываюсь в удобный домашний халат, который всегда был готов в комнате для гостей, и опять ложусь в постель, попробовать укрепляющую силу сна.

Прежде чем молчаливый Питер выходит из комнаты, он подходит к окну и спрашивает очень коротко, задернуть ли занавеси. Еще более краткими словами, потому что я чувствую уже приближение сна, — я отвечаю: «Нет». Я не люблю закрывать веселый дневной свет. Для моей болезненной фантазии в эту минуту это значило бы все равно, что покориться добровольно ужасам продолжительной болезни. Колокольчик на столе у моей кровати, я всегда могу позвонить Питеру, если свет помешает мне спать. Поняв это, Питер молча кивает головой и уходит.

Несколько минут я лежу, лениво созерцая приятный огонь в камине. Между тем перевязка раны и примочка к вывихнутой кисти облегчили боль, которую я чувствовал до сих пор. Мало-помалу яркий огонь как будто потухает и все мои неприятности забываются.