Джером Джером - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Что мне в нем нравится, — говорила ей приветливая продавщица, — так это умение прекрасно понимать женщин.

— А мне — что он не пытается делать вид, будто понимает их, — отозвалась Энн.

— В этом что-то есть, — согласилась словоохотливая девушка. — Говорят, он сейчас здесь, в Нью-Йорке.

Энн вскинула голову.

— По крайней мере я об этом слышала, — добавила продавщица.

— Интересно, какой он? — спросила Энн.

— Он уже давно пишет под псевдонимом, — охотно объяснила девушка. — Он довольно стар…

Раздосадованный Мэтью выпалил не задумываясь:

— Наоборот, довольно молод.

Дамы обернулись.

— Вы с ним знакомы? — спросила Энн. Ее неподдельное удивление и недоверие усилили раздражение Мэтью.

— Если хотите, я вас с ним познакомлю.

Энн не ответила. Мэтью купил экземпляр книги для себя, из магазина они вышли вместе и повернули к парку.

Энн о чем-то задумалась.

— Что он делает здесь, в Нью-Йорке? — помолчав, спросила она.

— Ищет одну даму по имени Сильвия.

И он решил, что пора объяснить Энн, насколько великим и знаменитым он стал. Тогда, возможно, она пожалеет о том, что наговорила ему в такси. Поскольку он уже решил в будущем поддерживать с ней исключительно братские отношения, рассказ о Сильвии им не повредит — напротив, послужит ей уроком.

Они прошли два квартала, прежде чем Энн заговорила. Предвкушая приятную беседу, Мэтью не желал торопить события.

— Насколько вы с ним близки? — спросила она. — Просто знакомому он не стал бы сообщать такие подробности.

— Мы не просто знакомы, — ответил Мэтью. — Я давно и хорошо знаю его.

— А мне не говорили, — упрекнула Энн.

— Я понятия не имел, что это может вас заинтересовать.

Он ждал дальнейших расспросов, но напрасно. На Тридцать четвертой улице он спас ее от наезда и гибели. Потом еще раз — на Сорок второй улице. Войдя в парк, она вдруг остановилась и протянула ему руку.

— Передайте ему, — попросила она, — что, если он в самом деле хочет найти Сильвию, я могла бы — нет, это не значит, что я так и сделаю, — так вот, я могла бы ему помочь.

Он не принял ее руки: застыв столбом посреди аллеи, он уставился на нее.

— Вы! — повторил он. — Вы с ней знакомы?

К его удивлению, она приготовилась заранее и вдобавок решила не лгать, что указывало бы на злой умысел. Ее единственной целью было поговорить с неизвестным джентльменом и выяснить, каков он, а уж потом решить, как быть дальше и какой из благовидных предлогов выбрать.

— Мы плыли на одном корабле, — объяснила она. — И обнаружили, что у нас немало общего. Она… кое-что рассказала мне.

Если вдуматься, это почти правда.

— Какая она? — спросил Мэтью.

— О, просто… ну, не то чтобы…

Щекотливый вопрос. К своему облегчению, она вдруг поняла, что ей незачем отвечать на него.

— А вам зачем? — спросила она.

— Я Астон-Роуэн, — ответил Мэтью.

Центральный парк, а с ним и вся Вселенная растворились в воздухе. Откуда-то из хаоса донесся жалобный голос: «Так какая же она? Неужели вы не можете ответить? Молодая или старая?»

Пауза растянулась на целые века. Чудовищным усилием воли Энн заставила Центральный парк вновь возникнуть из небытия: призрачный, неясный, он все-таки вернулся на прежнее место. Сама Энн сидела на скамье рядом с Мэтью — или Астоном-Роуэном.

— Вы видели ее или нет? Как она выглядит?

— Не могу вам сказать.

Он явно разозлился на нее. Как некрасиво с его стороны.

— Почему не можете? Или не хотите? Может, она так ужасна, что ее не опишешь словами?

— Нет, конечно, нет… В сущности…

— Ну, ну?..

Она поняла, что должна уйти отсюда, иначе истерика неизбежна. Вскочив, она стремительно зашагала к воротам. Он последовал за ней.

— Я вам напишу, — пообещала Энн.

— Но почему?..

— Сейчас не могу, — перебила она. — У меня репетиция.

Мимо проезжало такси. Она метнулась к машине и поспешно села в нее. Прежде чем он успел опомниться, машина уже набрала скорость.

Энн открыла дверь своим ключом, сходила вниз и предупредила маленькую служанку, чтобы та никого не впускала. Потом заперлась у себя.

Так, значит, это с Мэтью она делилась своими самыми сокровенными мыслями и чувствами! Это ему она поверяла свои самые дорогие и тайные мечтания! Это у ног Мэтью она просидела шесть лет, глядя на него снизу вверх с почтительным восхищением и преданностью! Припомнив отрывки из своих писем, она прижала ладони к щекам, чтобы немного остудить их. Ее возмущение, а лучше сказать — ярость утихла лишь к чаю.

К вечеру — а она писала ему обычно по вечерам — ей удалось вернуть себе способность рассуждать разумно. В конце концов, он-то ни в чем не виноват. Откуда ему было знать, кто она такая. Он и сейчас не знает. Ей захотелось написать ему. Безусловно, он ей помогал, утешал в часы одиночества, дарил чудесную дружбу, восхитительное чувство товарищества. Многие его произведения посвящены ей, написаны для нее. Они прекрасны. Она горда своей причастностью к ним. При всех недостатках — раздражительности, вспыльчивости, склонности к деспотизму — он мужчина. Доблестная борьба, преодоление трудностей, долготерпение, отвага — все это читалось между строк, свидетельствовало о жизненной битве этого человека! Да, она преклонялась перед ним. Женщина и не должна этого стыдиться. Как Мэтью он казался ей самодовольным и педантичным; как Астон-Роуэн — поражал скромностью и терпением.

И все эти годы он мечтал о ней, последовал за ней в Нью-Йорк и даже…

Внезапно Энн пришла в такое нелепое и неблагоразумное состояние, что засмеялась над собой. Но возникшие у нее чувства не были иллюзией и оказались мучительными. Он приехал в Нью-Йорк, думая о Сильвии, стремясь к ней. Он прибыл в город с единственным желанием: найти Сильвию. И первая же миловидная женщина, попавшаяся ему, вытеснила Сильвию у него из головы. Это несомненно. Две недели назад, когда Энн Кавана протянула ему руку в этой же самой комнате, он стоял перед ней, ошеломленный и покоренный. В тот же миг Сильвия оказалась позабыта и заброшена. Энн Кавана могла вертеть им как пожелает. Вечером после концерта они не просто поссорились — Энн затеяла ссору намеренно.

А потом он в первый раз вспомнил Сильвию. Такой награды удостоилась она, то есть Сильвия: именно о Сильвии она думала теперь, — награды за шесть лет преданной дружбы, за помощь и вдохновение, которое дарила ему.

Как Сильвию ее мучила неподдельная и вполне понятная ревность. Как Энн она признавала, что Мэтью следовало поступить иначе, но считала, что его поступку есть оправдание. Разрываясь надвое, она опасалась, что ее рассудок в конце концов не выдержит. Утром на второй день она отправила Мэтью записку с просьбой навестить ее днем. А придет Сильвия или нет, неизвестно. Но об этом визите она будет извещена.