Джозеф Киплинг - Избранные произведения в одном томе

Старуха рассмеялась отрывистым смехом.

— Не будь завистливым. Заговоры-то лучше, э?.. Я никогда и не отрицала этого. Постарайся, чтобы Служитель Божий приготовил мне хороший амулет к утру.

— Только невежды отрицают, — загудел низкий, грубый голос, и какая-то фигура присела на корточки, — только невежды отрицают значение заговоров. Только невежды отрицают значение лекарств.

— Крыса нашла кусок желтого имбиря и сказала: «Я открою торговлю колониальными товарами», — возразил Ким.

Битва началась, и можно было рассмеяться, как старуха замерла, внимательно прислушиваясь.

— Сын жреца знает имена своей кормилицы и трех богов. Он говорит: «Слушайте меня или я прокляну вас тремя миллионами Великих». — Положительно у этого невидимки было несколько стрел в колчане. Он продолжал: — Я только учу азбуке. Я научился всей мудрости сахибов.

— Сахибы никогда не старятся. Они танцуют и играют, как дети, когда становятся дедушками. Сильная порода! — крикнул голос из паланкина.

— У меня также есть снадобья, которые избавляют от головной боли во время жары и от злых людей. Хороший состав, приготовленный в то время, когда луна стоит в подходящем созвездии; и желтые земли у меня есть — арплан из Китая, от которого человек молодеет на удивление своей семьи; шафран из Кашмира и самый лучший кабульский салеп. Многие люди умирали…

— Этому я вполне верю, — сказал Ким.

— Прежде чем познакомились с моими снадобьями. Я не даю моим больным только чернила, которыми написан заговор, а еще разные горячительные снадобья, которые проникают вглубь и борются со злом.

— Очень сильно борются, — со вздохом проговорила старуха.

Незнакомец начал пространный рассказ о несчастьях и банкротстве, украшенный многочисленными упоминаниями о петициях к правительству.

— Если бы не судьба, не благоприятствующая мне, я был бы теперь на государственной службе. У меня есть ученая степень из большой школы в Калькутте, в которую, может быть, поступит сын этого дома.

— Поступит наверно. Если даже мальчишка нашего соседа сможет получить через несколько лет ученую степень, то насколько больше призов смогут получить в богатой Калькутте некоторые знакомые мне дети.

— Никогда не видал я такого ребенка, — проговорил все тот же голос. — Родившийся в благоприятный час и — увы, только бы эти колики не превратились в черную холеру, которая может унести его, как голубя — предназначенный жить долго, ему можно позавидовать.

— Хвалить детей приносит несчастье, не то бы я стала слушать этот разговор. Но задняя часть дома оставлена без присмотра, айв этом мягком климате люди все те же люди. Отца ребенка также нет дома, и я в мои старые годы должна быть сторожем. Вставайте! Вставайте! Берите паланкин. Пусть хаким и молодой жрец решают между собой, что лучше — заговоры или лекарства. Эй! Негодяи, принесите табаку для гостей, а я иду домой.

Паланкин тронулся, качаясь, в сопровождении блуждающих факелов и своры собак. Двадцать селений знали сахибу — ее недостатки, ее язык и ее щедрые милости. Двадцать селений надували ее по обычаю с незапамятных времен, но никто не украл бы у нее или не ограбил бы ее в границах ее владений ни за какие дары мира. Тем не менее она производила большие инспекторские смотры, шум от которых слышался на полпути от Муссури.

Ким смягчился, как это всегда бывает, когда встречаются авгуры. Хаким, продолжая сидеть на корточках, дружески пододвинул ногой трубку, и Ким затянулся хорошим табаком. Окружающие ожидали серьезных профессиональных прений, а может быть, и дарового лечения.

— Разговаривать о медицине при невеждах то же, что учить павлина пению, — сказал хаким.

— Истинная вежливость очень часто бывает невниманием, — ответил Ким в тон.

Следует знать, что все это делалось с особыми приемами, рассчитанными на то, чтобы произвести впечатление.

— У меня язва на ноге! — крикнул поваренок. — Взгляни на нее.

— Отойди! Убирайся! — сказал хаким. — Неужели здесь в обычае надоедать чтимым гостям? Вы толпитесь, словно буйволы.

— Если бы сахиба знала… — начал Ким.

— Ай! Ай! Отойдите! Они только для нашей госпожи. Когда вылечат от колик ее молодого шайтана, тогда, может быть, и нам, бедным людям, позволят.

— Госпожа кормила твою жену, когда ты был в тюрьме за то, что пробил голову ростовщику. Кто говорит против нее? — Старый слуга сердито крутил седые усы при свете молодого месяца. — Я отвечаю за честь дома. Ступайте прочь! — и он прогнал своих подчиненных.

Хаким, еле двигая губами, сказал: «Как поживаете, мистер О'Хара? Очень рад увидеть вас».

Ким судорожно ухватился за чубук. Если бы это случилось где-нибудь в другом месте, на Большой дороге, он, может быть, не удивился бы. Но здесь, в мирном затишье жизни, он не ожидал встретиться с Хурри Чендером. Досадно ему также было и то, что он дал себя провести.

— Ага! Я говорил вам в Лукнове: resurgam — я снова появлюсь, и вы не узнаете меня. Насколько вы держали пари, а?

Он медленно жевал зерна кардамона и тяжело дышал.

— Но зачем ты пришел сюда?

— А! Вот в чем вопрос, как сказал Шекспир. Я пришел поздравить вас с вашим удивительным делом в Дели. О-о! Говорю вам, мы все гордимся вами. Сделано чисто и ловко. Нашему общему другу — он старый мой друг — случалось бывать в чертовски затруднительных положениях. Теперь ему придется побывать еще в таких же. Он рассказал все мне, я рассказал мистеру Лургану. И он доволен, что вы действуете так успешно. Весь департамент доволен.

Первый раз в жизни Ким вздрогнул от чувства гордости (которое может все же привести к смертельной пропасти) при похвале департамента — заманчивой похвале от сотрудника, ценимого другими сотрудниками. Ничто на земле не может сравниться с этим чувством. Но инстинкт восточного человека подсказывал ему, что Хурри путешествует не для того, чтобы расточать комплименты.

— Скажи, в чем дело, бабу! — повелительно проговорил он.

— О, пустяки! Только я был в Симле, когда пришла телеграмма о том, что спрятали наш общий друг и старик Крейтон.

Он взглянул на Кима, чтобы убедиться, как тот примет эту дерзость.

— Полковник-сахиб, — поправил ученик школы св. Ксаверия.

— Понятно. Он узнал, что я свободен, и послал меня в Читор, чтобы я нашел это дурацкое письмо. Я не люблю юга — слишком долго ехать по железной дороге, но я получил хорошую подорожную. Ха! Ха! Возвращаясь назад, я встретил в Дели нашего общего друга. Он сидит теперь смирно и говорит, что одежда садду чрезвычайно удобна для него. Ну, тут я и услышал, как хорошо, как ловко вы поступили под влиянием минуты. Это было чудесно. Ну, я и пришел сказать вам мое мнение.

— Гм!

Лягушки неутомимо кричали в канавах. Луна начинала склоняться к закату. Какой-то веселый слуга вышел побеседовать с ночью и поиграть на барабане. Ким заговорил на местном наречии.