Элизабет Гаскелл - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

− Табачный дым душит меня,− сказала она недовольно.

− Тогда я никогда не буду больше курить в доме! − ответил он нежно.− Но почему же ты не сказала мне раньше, глупышка?

Она молчала какое-то время, а потом ответила так тихо, что только Маргарет ее слышала:

− Полагаю, ему скоро захочется выкурить трубку или выпить, как он делал раньше.

Ее отец вышел на улицу, очевидно для того, чтобы докурить трубку.

Бесси сказала страстно:

− Ну разве я не дура, разве нет, мисс? Я знала, что должна удержать отца дома и подальше от людей. Они ведь всегда готовы соблазнить человека во время забастовки выпивкой! И вот мне нужно было прицепиться к его трубке. И он уйдет, я знаю, он уйдет, и никто не знает, где все это закончится. Лучше бы я позволила себе задохнуться!

− Твой отец пьет? − спросила Маргарет.

− Нет, не скажу, что пьет в горькую, − ответила она по-прежнему взволнованным голосом. − Но что из этого? У вас, так же, как и у других людей, бывают дни, я полагаю, когда вы встаете и просто живете, ожидая хоть каких-то перемен, какого-то толчка. Однажды я вышла и купила четыре фунта хлеба в другой булочной, просто потому, что мне стало плохо при мысли, что я снова увижу то же самое перед глазами, услышу одно и то же, снова буду думать о том же, или не думать ни о чем, по правде говоря, и так день за днем. Мне бы очень хотелось быть мужчиной, чтобы кутить, даже если бы пришлось потом брести куда-то на новые места в поисках работы. А что до отца − и всех мужчин − в них это еще сильнее, чем во мне. А что им делать? Для них это малый грех, если они ходят в пивные, чтобы разгонять кровь, стать бодрее и видеть то, что они не видят в обычное время − картины, зеркала и тому подобное. Но отец никогда не был пьяницей, хотя может быть, ему становилось хуже от спиртного, время от времени. Только видите, − теперь ее голос стал унылым, умоляющим, − во время забастовки столько всего происходит, чтобы сломать человека, поскольку у него появляется надежда. И откуда придет утешение? Он станет злым и безумным − они все, − а потом они устают от злости и безумия и в своем гневе совершают поступки, о которых были бы рады забыть. Благослови ваше милое сострадательное лицо! Но вы не знаете еще, что такое забастовка.

− Успокойся, Бесси, − сказала Маргарет. − Я не скажу, что ты преувеличиваешь, потому что я мало знаю об этом. Но, возможно, так как ты нездорова, ты видишь все в мрачном свете.

− Вам хорошо так говорить — вы жили в великолепных зеленых лугах всю свою жизнь, и никогда не знали ни горестей, ни забот, ни искушений.

− Будь осторожна,− сказала Маргарет, ее щеки вспыхнули, а глаза заблестели, − будь осторожна в своих суждениях, Бесси. Я пойду домой к своей матери, которая очень больна… очень больна, Бесси, для нее нет выхода из плена страданий, кроме смерти. А еще я должна весело разговаривать со своим отцом, который не имеет представления о ее настоящем состоянии, и которому нужно сообщить эту новость постепенно. Единственный человек, который может посочувствовать мне и помочь, чье присутствие могло бы успокоить мою мать больше, чем кто-либо другой на земле, − невинно осужден − его убьют, если он приедет навестить свою умирающую мать. Это я рассказываю тебе, только тебе, Бесси. Ты не должна упоминать об этом. Ни один человек в Милтоне − едва ли кто еще в Англии − знает об этом. У меня нет забот? Я не знаю беспокойства, хотя я хорошо одета и у меня достаточно еды? О, Бесси, Бог справедлив и уготовил нам наши судьбы, хотя никто, кроме него, не знает, сколько горечи в наших душах.

− Прошу прощения, − ответила Бесси кротко. − Иногда, когда я думала о своей жизни и о том, как мало радости я видела, то верила, что, может быть, я − единственная из тех, кто обречен на смерть падением звезды с небес. «И имя сей звезде — «полынь». И третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они сделались горьки». [10] «Откровение» Иоанна Богослова Гл.8 ст.11. Любой может переносить боль и горе лучше, если думает, что судьбы всех предопределены заранее: так или иначе, тогда кажется, будто моя боль необходима для завершения замысла, а иногда кажется, что все напрасно.

− Нет, Бесси, подумай! − сказала Маргарет. − Бог не причиняет боли по своему желанию. Не живи одними пророчествами Откровения Иоанна Богослова, лучше прочти понятные отрывки из Библии.

− Осмелюсь сказать, так будет разумнее, но где еще я услышу такие величественные слова и обещания, где еще услышу рассказ о том, что так отличается от этого ужасного мира и этого города, как не в Откровении? Много раз я повторяла строфы из седьмой главы для себя, просто чтобы слышать, как они звучат. Это словно слушать орган. Нет, я не могу бросить Откровение. Оно дает мне больше утешения, чем любая другая книга в Библии.

− Позволь мне прийти и прочитать тебе несколько моих любимых глав.

− Да, − сказала она с жадностью, − приходи. Отец, может быть, тоже послушает тебя. Он не обращает внимания на мои разговоры и говорит, что все бесполезно.

− А где твоя сестра?

− Пошла резать фланель. Я была против, но мы должны как-то жить. А Союз рабочих не может предложить много денег.

− Ну, я должна идти. Ты сделала доброе дело, Бесси.

− Я сделала доброе дело?

− Да. Я пришла сюда очень грустной и думала, что мое горе − единственное в мире. И теперь, услышав, как тебе пришлось мириться со страданиями столько лет, я почувствовала себя сильнее.

− Благослови вас Бог! Это доброе дело − дать силы хорошему человеку. Я, пожалуй, возгоржусь, если подумаю, что могу сделать для вас добро.

− Ты не возгордишься, если подумаешь об этом. Но ты запутаешься, если будешь думать слишком много. И я бы очень хотела, чтобы ты нашла утешение.

− Вы не такая, как все те, кого я видела. Я не знаю, из чего вы сделаны.

− Как и я сама. До свидания!

Бесси качалась в кресле, глядя ей вслед.

− Интересно, много ли таких людей, как она, на юге. Она − как дыхание свежего воздуха. Ее присутствие освежает меня хоть ненадолго. Кто бы мог подумать, что лицо, такое чистое и сильное, как у ангела, которого я видела во сне, − знакомо с горем, о котором она говорила? Не знаю, ведом ли ей грех. Хотя все мы грешим. Несомненно, я много о ней думаю. И отец тоже. И даже Мэри. А такое случается не так уж часто.

Вернувшись домой, Маргарет нашла на столе два письма: записку для матери и письмо от тети Шоу, покрытое иностранными марками, тонкое, серебристое и хрустящее. Она взяла его и стала читать, когда внезапно вошел отец:

− Твоя мама устала и рано легла! Боюсь, такой душный день оказался не самым лучшим для визита доктора. Что он думает? Диксон сказала мне, что он разговаривал с тобой о маме.