Лев Гумилёв - Дар слов мне был обещан от природы

В глазах твоих к стонам моим я не зрел состраданья,
Душа моя стала добычей их, пойманной ланью.

В ответ на обиды от ней одного опасаюсь:
Что вдруг помешаю ее своенравным желаньям.

Как память об этих слезах, когда буду в могиле,
Роса на гробницу падет запоздавшею данью.

Не взять мне в ладонь ее косы, защиты
От черного счастья нам нет, и бесцельны страданья.

Увидев в глазах ее мглу и холодные искры,
Не вижу я ночи и звезд первозданных собранья.

В разлуке Лутфи остаются лишь стоны да слезы…
Ужель ты не чувствуешь горечи в этом стенанье?

Степь зелена, но роза лика где?
Где стройность кипариса, где?

Сегодня встретил розу соловей,
А юности моей гвоздики где?

Я пеплом стал у дома твоего,
Но ты не спросишь: «Где мой дикий, где?»

Твою терпеть я должен красоту!
Где мой покой? Досуг мой тихий где?

Прости вослед идущего Лутфи —
Ты знаешь, где любви улики, где?

Сердар, когда отправишься в Иран —
Верни ты шахский скот — и возвращайся.
А если вновь попросит шах людей, —
«Не будет!» — отвечай и возвращайся.

Я знаю: очень зол иранцев род,
Возьми у них казну, побей их скот.
Джигиты наши там, — какой «почет»
Оказан им? Взгляни и возвращайся.

Не обманись, не попадайся в плен,
Сильнее ста врагов — один туркмен.
Лукавые слова страшней измен…
Ты караван ограбь — и возвращайся.

Ты милостей владыки избегай
И гнев его на нас не навлекай.
Там все о людях наших разузнай:
Придут они иль нет? И возвращайся.

Промолвил Магрупи: узнай в пути —
Не рвется ль шах в поход на нас идти?
Тогда скажи гонцу: «Быстрей лети!»,
Сверши свой трудный долг — и возвращайся.

Вам, братья, хочу поведать тоску:
Дурун и Мехин остались вдали.
Подушки мои на крыше моей,
Где спал я хмельной, валялись вдали.

В те дни, когда шах пускался в набег,
Я мог захватить по семь человек?
Дрожал предо мной кызылбашей бек,
И мною рабы продавались вдали.

Уренч, Бахре-Иль — родная страна!
Ходжа одноглазый, пиры и война!
Бами — мой ленчер, степей тишина,
Края, где я жил, скрылись вдали.

Я был словно волк, когда нападал;
Одра в скакуна легко превращал;
В Дуруне я жил, в горах зимовал,
А радости дней терялись вдали.

Я шел по садам со свежей травой,
По пестрым хребтам с прохладной водой,
Встречал я в седле рассвет молодой…
Дела Магрупи остались вдали…

Глупец, не гордись, все вокруг тебя — тлен.
Сквозь пальцы твои проливается мир.
Жесток он, и гневен, и полон измен,
И кровью людей упивается мир.

Сегодня я вам наставление дам,
С усердьем внимайте моим вы словам:
Добро, как приманку, протянет он вам —
И снова от взора скрывается мир.

Он хитрый обманщик, как лжив его взгляд!
Беги от него поскорее назад!
Он саван подарит — а скажет: халат…
Кто знает, куда изливается мир?

Ты сам умножаешь мученья теперь,
Усильям своим и успехам не верь:
С трудом ты проник за закрытую дверь
Но тот же за ней открывается мир.

Мир может из праха царя сотворить,
И нищих без счета вокруг наплодить,
Лишь не может он нам подарить.
Твердит Магрупи: издевается мир!

Горит, как прежде, душа, больное сердце поет,
Природа и та грустит, везде глухая печаль.
И плачет, преображен унынием, небосвод,
Души немая тоска пронзила мутную даль,
Но если солнца лучи прорежут грязный туман, —
Быть может, буду и я вселенской радостью пьян!

Владеет солнце-султан просторами без конца,
Оно, не знаю зачем, закрыло пологом лик.
Зачем не греет оно нагие наши сердца?
Зачем живительный луч сквозь космос к нам не проник?
«Зачем, не знаю зачем?» — спешу я вопрос задать…
Сгустились тучи, и вот — глухая пропасть опять!

Творец! В светиле твоем — кровавый, бешеный бред,
Лучами, полными зла, жестокий демон грозит,
Скрывает тысячи тайн багрово-искристый свет,
В нем след извечной войны, в нем боль несмытых обид!
Оно — свидетель огней, несущих гибель для нас,
Улыбка его мрачней и злее от часу час.

Угрюмо солнце, — но в том высокая правота:
Над веком двадцатым бьет предвечной злобы крыло.
Устало сердце, — но в нем жестокая правота:
Покорны веку-отцу, творят ученые зло.
Стал ангел людям врагом и принял лик сатаны!
Зачем же пред ним и мы сгибать колени должны?

Мир бойней стал для людей, кругом бушует война,
Никто не может считать себя свободным от бед.
Скажи: в какие года цвела без крови весна?
В любой из эпох земли найди правдивый ответ!
В крови сердца и цветы; леса, долины, поля,
Моря и рой облаков… Лишь кровью дышит земля.

Глаза у наших царей застлал кровавый туман,
Чего же ищут они в безумной злобе своей?
Вой пушек и блеск штыков, немолчно бьет барабан,
Чертоги в воздух летят в завесе алых огней…
Ужели нет ни любви, ни жалости… Не пойму! —
К чему весь этот кошмар, вся дикость эта к чему?

Я спрашиваю «зачем?», но мощно льется вокруг
Волна стенаний и вопль — войны чудовищный шум.
Подъемлет волосы вверх проникший в душу испуг,
И молний бешеный блеск слепит встревоженный ум.
Но грохот мне говорит, мне шепчет багровый свет:
«Покоя нет без забот и счастья без горя нет».

Уверься: в жизни раздор — природы вечный закон,
Конца не видно ему, начала не видно в нем.
Спасенья нет от судьбы, для смерти нету препон,
А век побед и смертей сулит нам новый подъем.
Но сам ты крови не лей! Ты должен зло одолеть.
Наш мир прекрасен, но им лишь добрый вправе владеть!

Цветок души, улыбнись! Твоя улыбка нежней
Всего, что в мире большом мне счастье дарит, пьяня,
А шелест крыльев твоих, мой утренний соловей,
На выси творчества вмиг всегда возносит меня.

Зачем на светлом лице туман неведомых бед?
Зачем течет по щекам слезинок нежных роса?
Ведь если сквозь стену туч проглянет солнечный свет,
Твоя улыбка взлетит, как радуга, в небеса.