Чарльз Сноу - Наставники. Коридоры власти

Мы молча бродили по парку, и ночь была такая теплая, что мы словно бы осязали прогретый воздух. На вечере Рой, к счастью, почти все время молчал, и мы ушли оттуда без всяких происшествий. Но я не был уверен, что смогу и в дальнейшем удержать его от каких-нибудь рискованных поступков.

Мне подумалось, что я не забуду этого лета до самой смерти, что цветочные ароматы — и особенно запах акации — будут преследовать меня всю жизнь.

Я предполагал, что Рой сорвется на вечере у Брауна, и оказался совершенно не подготовленным к его вспышке, когда он в самом деле сорвался.

Это случилось через две недели, в субботу. Я проснулся довольно рано и сразу вспомнил, что на сегодня у нас назначено заседание Совета, посвященное результатам экзаменов. Мы уже получили сведения о тех студентах, которые сдали экзамены досрочно, но официальные отчеты университет рассылал чуть позже.

Я знал, что университетский курьер приходит в колледж без четверти девять, и не стал дожидаться появления Бидвелла. Утро было тихим и безоблачным; я пересек дворик и получил в привратницкой объемистый пакет; взяв его, я увидел входящего в привратницкую Брауна — слегка задыхавшегося и даже не снявшего с брюк велосипедные зажимы: он приезжал в колледж на велосипеде.

— Надеюсь, нас ждет не слишком много огорчений, — проговорил он, вскрывая адресованный ему пакет.

— Слава богу, пронесло! — воскликнул он через несколько секунд. — Слава богу!

— Что это вас так обрадовало? — спросил я.

— Юный Тимберлейк не провалился, — ответил Браун. — Они признали его работу удовлетворительной и, между нами говоря, руководствовались при этом скорее добротой, чем беспристрастием. Ну, как бы там ни было, сэру Хорасу не в чем нас упрекнуть. А ведь если б его племянник провалился, это была бы самая разорительная в истории колледжа неудача. Должен признаться, что с моих плеч свалился тяжелый груз.

Лучший ученик Брауна, блестяще сдав экзамены, мог рассчитывать на диплом с отличием.

— Я знал, что он тоже меня не подведет, — радостно сказал Браун.

Он склонился над ведомостью, отмечая галочками фамилии студентов-историков, и вдруг тихонько присвистнул.

— А Дика Винслоу даже не включили в список. Он, видимо, безнадежно срезался и диплома не получит. К нему они почему-то доброты не проявили. Очень странно. Позвоню-ка я прямо сразу в экзаменационную комиссию. У меня был случай, когда фамилию одного студента не включили в ведомость просто по ошибке.

Он ушел звонить, а вернувшись, с грустью покачал головой.

— Бесполезно, — проговорил он. — Они сказали, что не обнаружили у него решительно никаких знаний и способностей. Я, конечно, не предполагал в нем особенных дарований, но чтобы так — «решительно никаких знаний и способностей», — этого я, признаться, не ожидал.

Собрание было назначено на одиннадцать тридцать. Профессорская постепенно наполнялась, и по ней гуляли приглушенные шепотки о провале Дика. Вновь пришедшие первым делом спрашивали у коллег, знают ли они эту новость. Кое-кто говорил, не скрывая злорадства, кое-кто — сочувственно, кое-кто — равнодушно. Наконец на пороге профессорской появился Винслоу — он, как всегда, нес в руке университетскую шапочку, но не размахивал ею. Тяжело шагая и опустив голову, он подошел к своему креслу.

— Доброе утро, Винслоу! — весело крикнул ему Гей, еще не знавший о постигшем его несчастье.

— Доброе вам утро. — Ответ Винслоу прозвучал тускло и безжизненно.

Деспард-Смит уже встал, чтобы объявить заседание открытым, но Гей поспешно сказал:

— Разрешите мне сделать небольшое вступление. Я хочу подарить нашему колледжу — нашей великолепной библиотеке — экземпляр моей последней книги. Надеюсь, я не ошибусь, предположив, что члены Совета уже успели ее купить? Надеюсь, вы купили ее, Браун? Надеюсь, вы купили ее, Кроуфорд?

Он неловко поднялся с кресла и положил книгу перед Деспардом-Смитом.

— Пока нет, — сказал Кроуфорд. — Но я видел одну или две рецензии.

— Да-да, рецензии, — немного растерянно проговорил Гей. — Но в этих первых рецензиях не чувствуется, знаете ли, истинной заинтересованности…

Его растерянный тон отвлек мои мысли от Винслоу, и я подумал, что старик по-настоящему волнуется — несмотря на всегдашнюю самоуверенность, он до сих пор не мог без волнения думать о том, как примут его очередную работу. И от возраста это чувство не притупилось — наоборот, стало даже как будто острей.

Через несколько минут началось собрание. Нам надо было обсудить два вопроса, касающихся церковного прихода, и несколько финансовых. Когда дело дошло до финансов, Деспард-Смит сказал, что хотел бы выслушать мнение казначея.

— Не вижу в этом необходимости, — пробормотал Винслоу. Он даже не поднял головы, не глянул на нас. Зато все члены Совета смотрели на него с нескрываемым любопытством.

Джего как старший наставник сделал подробный доклад о результатах экзаменов. Он переходил от предмета к предмету, строго следуя кембриджской традиции — математика, классическая филология, естественные науки… Члены Совета знали лишь по десять-пятнадцать студенческих фамилий, но Джего с таким увлечением говорил о каждом выпускнике, что увлек все собрание. История. В профессорской стало удивительно тихо.

— …Хочу обратить внимание коллег на замечательный и вполне заслуженный успех одного из наших студентов, — гортанно басил Джего. — Мы знаем, какие серьезные трудности ему пришлось преодолеть, чтобы поступить в университет. И я уверен, господин председатель, со временем мы будем гордиться тем, что этот юноша воспитывался в нашем колледже. — Потом, с усмешкой упомянув о героических усилиях Брауна, который подготовил Тимберлейка к экзамену, Джего заглянул в свои записи, на мгновение запнулся и быстрой скороговоркой закончил: — Ну вот, про историков мне сказать больше нечего. — После этого он сразу же перешел к другому предмету.

Джего проявил благородство, а может быть, даже милосердие, но я не понял, как к этому отнесся Винслоу. Он сидел не шевелясь, по-прежнему опустив голову вниз. Возможно, он просто не слышал, о чем говорилось на собрании. Сам он упорно молчал, и, когда мы оценивали годовую работу колледжа, ему пришлось напомнить, что он обязан принять участие в официальном голосовании.

В час дня, когда мы сделали перерыв, нам подали холодный ленч; но почти все члены Совета очень проголодались и ели с большим аппетитом. Винслоу закусывал стоя, повернувшись лицом к окну. Я заметил, что Рой смотрит на него с горестным сочувствием. За последние две недели он помрачнел еще сильнее и старательно уклонялся от разговоров с коллегами. Увидев, что он пристально наблюдает за Винслоу, я почувствовал тревогу; но когда кто-то предложил ему распить бутылку вина и он отказался, тревога отпустила меня: я решил, что он в состоянии сдерживаться.