Н Ланская - Обрусители

- Идиот, - произнес, пожимая плечами, Петр Иванович, смотря вслед уходившему с исправником Грохотову. И этаких шалопаев принимают на службу!..

- По милости жены... Она у господина Хвостовскаго на правах первой султанши состояла! - сказал посвященный по своей обязанности во все губернские сплетни прокурор.

У нас все так, a потом и удивляются, почему дело не идет, - произнес с горечью Петр Иванович и, спохватившись, что сказал лишнее, прибавил: так, значит, едем?..

XV.

Образовавшаяся, по случаю неожиданного происшествия, комиссия из четырех членов, отправилась на другой день в Волчью волость. Исправник с судебным следователем поехали вперед, a через день, дождавшись инструкций, тронулся в путь и сам Петр Иванович е прокурором. (Посредник Грохотов, мешая лафит с портвейном, так напился, что его, к великому удовольствию Петра Ивановича, отправили для протрезвления домой).

Все ехали в различном настроении: болезненный прокурор, носивший немецкую фамилию Кронберга и романическое имя Адольфа, считал свою поездку настоящим самопожертвованием; судебный следователь хлопотал о том, как-бы укротить исправника, a Петр Иванович мечтал насолить Гвоздике и прославить себя.

Возбужденнее всех был старый исправник, наэлектризованный коньяком и воинственными речами Грохотова, имея е одной стороны яркий прецедент знакомого станового, которого за распорядительность сделали исправником, с другой, - памятуя собственную неудачу, когда, служа в Борисове, он не принял «решительных мер». - Кирилл Семенович вступил в Волчью волость, как настоящий победитель. В сущности это был очень добрый и даже слабый человек, любил халат и туфли, играл по маленькой и пил по большой; никогда не знал, что делается у него в доме и в уезде, слушал во всем своего помощника, избегал всяких крутых мер, даже е городовыми; но тут, боясь выговора, он решился быть строгим. Вдобавок, ему хотелось отличиться. Ему, разумеется, не было ни малейшего дела до причин недовольства в Сосновке; он мог им даже сочувствовать по природной доброте, но надо было показать пример. Ему официально сообщили, что крестьяне сорвали со старшины медаль, заняли волостное правление и учинили беспорядок - словом, что в уезде не благополучно, a так как в уезде он, Кирилл Семенович Уланов, ответственное лицо и полный хозяин, то он и должен принять меры. Положим, что и другие считали себя не меньшими хозяевами в том-же уезде, и опытный исправник это очень хорошо понимал; но ведь в том-то и состояло все искусство, чтобы, действуя сообща, не мешать друг другу, отличаясь (в пределах каждому предоставленных) где и как кто может. Все это отлично понимали; это установилось как-бы само собой, без разговоров, по инстинкту. Это почти давалось свыше, нисходило, как наитие.

Для большего устрашения, Кирилл Семеновичи, вступил в Сосновку с отрядом из бессрочноотпускных солдат; он их собрал по селам и местечкам, посадил на телеги, оторвав от плуга к косы, и торжественно, не смотря на убеждение своего спутника, следователя, въехал в Сосновку, подкрепляясь коньяком. Крестьяне, ожидавшие мирового посредника, были чрезвычайно удивлены, когда окруженный своим штабом, в сопровождении следователя, явился исправник. Кирилл Семенович начал с того, что немедленно послал в соседнее местечко за старой водкой, потом созвал крестьян и, никого и ничего не слушая, надел на Кулака медаль, провозгласив его первым старшиной в губернии. Тогда произошел вторичный скандал, нечто в роде свалки, во время которой Петр Подгорный подойдя к старшине, с согласия крестьян, снял с него медаль и, объявив себя главным зачинщиком, был немедленно закован в кандалы. С ним вместе, по указанию старшины, под причитания баб и ропот толпы, были отправлены в кутузку, под присмотр сторожа Еремки, пять других «бунтовщиков». - Мошенники! канальи! бунтовщики! Я вас!.. кричал сиплым басом исправник, и судебному следователю едва удавалось его сдерживать. Распорядившись решительно, Кирилл Семенович отправился отдохнуть и распустил солдат по квартирам обывателей. В тот же вечер, менее торжественно, без конвоя и в собственной коляске на рессорах. с поваром на козлах, приехал Петр Иванович с прокурором.

Никогда, ни прежде, ни после, не видали окрестности Сосновки столько начальства. Услышав стук колес, проспавшийся Кирилл Семенович вышел на крыльцо в тот самый момент, когда повар е одной стороны, a старшина - с другой, высаживали из коляски «пана маршалка», почтительно поддерживая его за локти.

- A я уж думал - не приедете - закричал Кирилл Семенович с крыльца. - Упорство, бунт!.. ничего слушать не хотят!... говорил он, с трудом ворочая языком и обдавая Лупинскаго запахом водки. Вот свидетель - показал он на кланявшегося Кулака.

- Что же такое? - встревожился Петр Иванович.

- Бунт, самоуправство!... Понимаете, меня самого... Послал эстафету о подкреплении... Пусть пришлют казаков или пехоту, - говорил он.

Артиллерию бы ему! - сказал прокурор на ухо Лупинскому, который еще сам не знал, как принять это известие.

Вошли в дом. Прокурор спросил прежде всего умыться, и среди плеска воды можно было расслышать, как следователь, с неудовольствием в голосе, говорил: - Все вздор: какое тут подкрепление! Ему не весть что мерещится... И зачем его пустили вперед? все дело испортил...

- Поменьше бы тревоги, - сказал умывшийся прокурор, вытираясь полотенцем.

- A Гвоздику... начал было следователь, но был прерван междометием «тс»! Следователь только пожал плечами и стал закуривать папироску.

В то же время Кулак с красным, злобно-возбужденным лицом говорил Петру Ивановичу, размахивая руками без всякого уважения к особе своего бывшего начальника.

- Помилуйте, ваше высокоблагородие: этим мошенникам Сибири мало.

- Да что побудило их? как все это случилось?

- He могу знать. Собрались это все вместе, вышел ихний воротила, Петька Подгорный, вперед: - Снимай, говорит, медалю. Какой ты, говорит, старшина, когда ты своей волости злодей?... Я было его за шиворот, a он изловчился, да за цепь как рванет... Поднял ее вверх, да и кричит: - Разжаловали, говорит, ребята, теперь выбирай другого!

- Ты их, вероятно, до этого довел? - сказал Петр Иванович, как будто больше для очищения совести, нежели в виде замечания Кулаку.

- Никоим родом, ваше высокоблагородие. Все Щелкунов: от него вся эта вражда пошла с тех самых пор.

- Михаил Иванович знал?

- He могу знать. Их благородие сказывали, - показал он головой в сторону висевшего пальто исправника: - их благородие сказывали, что Михаил Иванович уехали в Киев... Я им давно резоны представлял; ну, они точно что двух таки порядком отодрали: - Уймутся теперь, изволили сказать, a она, злодеи, вот что затеяли! Сибири им, ваше высокоблагородие, мало! - повторил он тоном убежденного суди,