Йордан Йовков - Старопланинские легенды

Так прошло несколько дней. Никто не помер; чума еще не приходила, а может, и не придет. Народ стал забывать свои страхи; сперва начались разговоры через плетень, потом встречи у калитки, ведущей к соседу, наконец, стали выходить уже на улицу. Но одна беда другую ведет. За эти дни в каждом доме появилась нехватка — мука подходила к концу, и возникла новая опасность, ничуть не меньше первой: голод.

Жены причитали и плакали перед мужьями; те, обмениваясь словечком через плетень, опускали глаза в землю. Завтра село охватит страшная болезнь — что тогда делать? Бежать в горы? Но у каждого дома пять-шесть ртов, и нужно подумать о главном — о хлебе. Нужен умный, смелый человек, который сказал бы, что делать, и повел бы село за собой. Все чаще стали шептать имя Хаджи Драгана. Да, этот человек может спасти село. Сперва об этом заговорили между собой ближайшие соседи, потом пошел разговор с улицы на улицу, и вскоре четыре старика, выборные от всего села, направились к дому Хаджи Драгана. Пошли сказать ему, что судьба села — в его руках.

По дороге старики забыли про чуму — думали только о том, как они войдут в дом к Хаджи Драгану. Своенравен и переменчив был Хаджи. Другой раз встретит так, что не знает, куда усадить тебя, а то ни с того ни с сего изругает да вон выгонит. И, подойдя к тяжелым, окованным железом воротам Хаджи Драганова дома, они стояли, сложив руки на клюке и потупившись, пока дед Нейко, староста, стучал щеколдой. К великому их удивлению, на этот раз Хаджи Драган, как только узнал, кто они и зачем пришли, сейчас же велел впустить их.

И двор Хаджи Драгана показался старикам не таким, как всегда. Батрак, который повел их, шел словно на цыпочках, и взгляд у него был испуганный. Из многочисленной семьи Хаджи на дворе никого не было видно; большие анатолийские псы, сидевшие на цепи, не пошевелились. Но через садовую ограду свешивались ветви с круглыми желтыми плодами айвы, и старикам подумалось: не оттого ли они так хороши, что завтра их будет некому рвать. Войдя под сень виноградника и подняв глаза, они увидели, что на ветвях больше гроздьев, чем листьев. И эти тугие черные гроздья тоже показались им предвестьем беды.

Они нашли хозяина в комнате наверху сидевшим по-турецки на диване с длинной трубкой в руке; позади него у стены стояли рядком, пустые, еще пять-шесть трубок. Перед ним, на красном ковре, чашка кофе. В солнечных лучах, проникавших через окно, плавали тонкие струйки табачного дыма. Разувшись, в одних войлочных туфлях, старики бесшумно вошли и уселись на подушках. Хаджи Драган был несловоохотлив и спросил их прямо, зачем пришли.

Рассудительно, медленно, размеренно дед Нейко повел речь — сперва о чуме, о страхе, охватившем все село, потом о бедности и только начал было о голоде, как вошла дочь хозяина Тиха — принесла всем кофе. Старики с облегчением вздохнули, увидев, что хоть одно веселое существо осталось в селе. В глазах Тихи, продолговатых и черных, как сливы, играла обычная лукавая улыбка, волосы были гладко причесаны на пробор, щеки свежи, как персики. Она и теперь не могла удержаться от проказ и, подавая старикам кофе, успела шепнуть им — так, чтоб отец не слыхал, — что она просто удивляется, как это чума до сих пор не заберет таких старцев.

— Сохрани бог, милая, — возразил дед Нейко. — Она, как придет, не глядит, старый ты или молодой…

— Нет, ей теперь старые шкуры нужны, — не унималась Тиха. — Она стариков морить пришла.

И, прежде чем Хаджи разобрал, о чем разговор, вышла. Дед Нейко кашлянул, во-первых, чтобы заглушить шутку девушки, а во-вторых, чтоб приготовиться к дальнейшему, и опять заговорил о чуме, потом о голоде, потом опять о чуме. И в заключение объявил:

— На тебя все село смотрит, Хаджи. Будь отцом родным…

В эту решительную минуту старики опустили глаза в землю и стали ждать, что скажет Хаджи Драган. Вдруг комната огласилась громким веселым смехом: захохотал Хаджи Драган. Старики взглянули на него с удивлением. Дороден был Хаджи Драган, и, пока он так смеялся, откинувшись назад, все тело его тряслось, а лицо налилось кровью.

— И за этим-то вы пришли ко мне? — загремел его низкий голос. — Да ведь я… Ха-ха-ха! Я нынче свадьбу играть буду, а вы мне о смерти толкуете.

— Что ты говоришь, Хаджи? — промолвил дед Нейко. — Может ли это быть?

— А почему же не может? Говорю вам, Тиху замуж выдаю. Одна дочь осталась у меня, ну и выдаю ее.

— Ладно ли будет, Хаджи? Народ мрет…

— Кто мрет? Где? Что вы чепуху болтаете? Никакой чумы нет, говорю вам. А ежели кто и мрет, так со страху. Бывает так: испугался человек, захотел умереть — ну и помер. Я ведь не спятил: была бы чума, разве стал бы я к свадьбе готовиться?

Старики встрепенулись. Таившаяся в груди каждого из них надежда проснулась, и они ей поверили.

— Правильно говорит Хаджи, — согласились они. — Не в чуме дело, а в страхе…

Только дед Нейко не уступал:

— А голод? Ведь у всех мука кончилась.

Хаджи Драган махнул трубкой.

— У меня полны амбары. На все село хватит. Всем дам. Не то что просто так: пускай отдадут, когда у них будет. Но дам. А свадьбу справим.

Когда потом Тиха вошла и не то в третий, не то в четвертый раз внесла полный кувшин вина — старого красного, каким славился Хаджи, старики говорили все сразу, пьяные, веселые. И она ходила среди них, улыбаясь, и еще смелей балагурила:

— Вы что — при жизни поминки по себе устроили?

А старики кивали головой, смеялись, и под ласковым действием вина, словно баюкавшего их в колыбели и заставлявшего забыть про возраст, эта черноглазая девушка казалась им такой задорной, такой хорошенькой!

А после обеда было так, как сказал Хаджи Драган: началась свадьба. Среди мертвой тишины, царившей до тех пор на селе, и густого дыма костров вдруг заиграли волынки, загремели барабаны. У калиток и на площадях стали собираться женщины. Что такое? Сумасшедшие завелись на селе, что ли? А узнав, что это Хаджи Драган выдает замуж свою дочь Тиху, начали говорить и о нем: «Ошалел, видно! В такое время!» Но хоть они и осуждали Хаджи, а звуки барабанов помимо их воли действовали ободряюще: как-никак становилось радостней на душе, веселей, и в конце концов они признали, что Хаджи Драган поступает умно. Знает, что делает. Оставалось только загадкой, почему он выдает Тиху за того самого парня, чьим сватам за месяц перед тем был отказ? Тогда все подумали, что Тиха решила дожидаться Величко Дочкина, с которым у нее была любовь и который вот уже три года, как ушел на заработки… Как же так? Тиха ли отступилась от Величко, или Хаджи Драган передумал?

Вот о чем толковали у калиток и на площадях. А дед Нейко в это время шел по селу. Почему Хаджи Драган выдает дочку за Люцканова сына, хорошего и богатого парня, а не ждет, когда вернется сын вдовы Дочки, который гол как сокол, — ничуть его не занимало. Хаджи Драган знал, что делает. А важно то, что амбары Хаджи Драгана открыты для села и как там ни обернется, а голода не будет. Дед Нейко объяснял это женщинам, мимо которых проходил, заключая речь словами: