Орхан Кемаль - «Преступник»

Шехназ подняла голову, взглянула на старуху. А что, если и в самом деле сказать ей правду?

— Говори, не бойся. Раз уже беда случилась, что тут поделаешь? Утаишь — еще хуже будет. Ну, конечно, эти пройдохи у тебя все хитростью выудили! Скажи… Ведь Адем должен знать. А то он как слепой, бедняга!

— Что он сделает? Уедет?

— Вот уж этого я не знаю: уедет или останется.

— Возьмет меня с собой?

— Бежать собираешься? Значит, ты рассказала им?..

Шехназ растерялась. Она почувствовала, что не может больше терпеть этой пытки. Она все еще держала руки старухи в своих. Ее руки сразу стали потными. Шехназ заплакала.

— Что мне было делать? Адем обещал вернуться через три дня. Прошло больше недели, а его нет и нет. Дьявол меня попутал… Я не знала, что адвокаты и полиция — заодно. Если б знала, разве бы сказала?

Старуха добилась того, что ей было нужно. Она встала, быстро повязала на голову платок и, даже не обернувшись, пошла к выходу.

Шехназ кинулась за ней и, став в дверях, загородила дорогу.

— Тетушка, тетушка… — взмолилась она, бросившись старухе на шею. — Что бы там ни было, пусть он придет и заберет меня. Мы убежим вместе. Ты знаешь, я без него жить не могу! Скажи, чтобы пришел этой ночью. Я буду его ждать. Хорошо, тетушка? Скажи! Если я умру, то только вместе с ним! Так и скажи!

Старуха что-то пробормотала в ответ и, вырвавшись из ее рук, вышла из дому.

Добравшись до своего дома, мать Адема распахнула ворота и оставила их открытыми.

Тучи заволокли небо. Сразу как-то стемнело. Повалил снег. Большие тяжелые хлопья плавно опускались на землю. Было тихо, безветренно.

Старуха засыпала в мангал уголь. С минуты на минуту она ждала прихода сына. Не теряя времени, он должен куда-нибудь скрыться и даже ей не говорить о своем убежище.

Старуха, нервничая, раздувала мангал. Уголь сгорел, на колоснике осталась кучка золы. Адем давно уже должен был прийти, но его все не было. Старуха снова засыпала уголь в мангал и пошла в комнату. Как раз в это время вошел Адем.

— Какие новости, мать?

Одним духом, взволнованно она рассказала ему о том, что узнала.

Адем слушал ее, не перебивая, затаив дыхание.

— …Говорит, вздумает бежать, пусть возьмет меня с собой, — закончила мать.

Но у Адема созрел другой план, который казался ему наиболее подходящим. Он вспомнил, что хозяйкой дома, в котором жила сейчас Шехназ, была глухая, подслеповатая старуха, в прошлом содержательница публичного дома.

Адем вытащил из кармана завернутые в платок деньги и, отсчитав несколько бумажек, сунул матери. Глаза старухи наполнились слезами.

— Да поможет тебе аллах, сынок!

Адем поцеловал ей руку.

— Прости! Может, не придется свидеться!

— Да поможет тебе аллах, сынок! — повторила старуха. — Да избавит он тебя от бед и несчастий! А к этой потаскухе не ходи.

Адем надел темно-синий кожушок и вышел из дому.

Снег повалил сильнее. В воздухе кружились большие хлопья. Вокруг было бело. В такое время ни возле «Перили Конака», ни возле кофейни никого не бывает. И только в сильно запотевших окнах кофейни дрожали неясные тени людей.

Адем вышел на главную улицу. Сквозь пелену снега смутно вырисовывался акведук Боздоган. По мере того как он приближался, очертания акведука становились яснее. Наконец он прошел между его громадными колоннами и на остановке «Сарачхане» вскочил в трамвай, шедший в Эдирнекапы. Им овладел какой-то непонятный гнетущий страх.

Его пугало, если кто-нибудь смотрел на него. Страх этот был настолько силен, что он чуть не спрыгнул с трамвая на ходу. Но передумал — было еще светло, и идти в такой ранний час по улице рискованно.

Он сошел у мечети Атикали.

Здесь его никто не знал, и все же ему казалось, что он вот-вот с кем-либо встретится.

Он завернул в какую-то битком набитую кофейню. Не слыша криков игравших в нарды, прошел к столику в дальнем углу, пододвинул скамейку и сел.

Да, он совершил ошибку, сказав, что вернется через три дня, а сам не показывался целую неделю. Теперь он это понимал. По крайней мере надо было хоть письмо послать. В этом не было ничего опасного. Шехназ спокойно ждала бы его. Ведь она проболталась его товарищам и адвокату только потому, что ничего не знала о нем. Так или иначе, а, как говорят, «стрела уже вылетела из лука — не поймаешь». Но он не из тех, что попадаются!

«Надо уничтожить улики! — подумал Адем. — Я тут ни при чем. Пусть пеняет на свою глупость. Человек задержался на пару дней. И уже разболтала!»

Шехназ думала о том же. Ну зачем она только помчалась в Сиркеджи к друзьям Адема, болтала что взбредет в голову! И зачем, зачем она откровенничала с адвокатом и теми, кто был с ним?

Она поворошила щипцами угли в мангале.

А что, если Адем не придет? Убежит без нее?

Какую оплошность она совершила! Подумать только! Проболталась, что видела, как Адем выходил из комнаты мужа!

Шехназ вздрогнула.

«Если Адем узнает об этом! Ведь он убьет меня! Ну конечно, убьет. Глупая моя голова!.. Что я наделала! Если бы Адем хотел убежать, разве он вернулся бы в Стамбул? Он мог и не вернуться. Что теперь будет?.. Придет или нет? Захочет он увидеть меня? Если придет, брошусь к нему на шею и покаюсь в своей вине. И мы сразу уедем отсюда. Как-никак у меня два имени: Эмине и Шехназ. Пусть теперь зовут Эмине. И он сделает так же. Наверное, и у него есть второе имя. Мать тоже можно будет взять с собой. Старуха в обиде, но ничего. Еще хорошо со мной разговаривала. Добрая! На ее месте надо было ударить меня или плюнуть в лицо. Я совсем одурела… Стала заодно с адвокатом! Тетушка Мухсине права. Их дело дьявольское — выудить признание, а ты потом как хочешь. Ей-богу, не миновать мне тюрьмы!»

Шехназ показалось, что кто-то постучал в дверь. Она прислушалась: так и есть, опять стучат… Может, Адем? У нее забилось сердце. Прикрутив фитиль лампы, она подбежала к окну. На снегу перед дверью виднелась тень человека.

Он? Неужели он?

Шехназ выскочила из комнаты и тихонько, чтобы не привлекать внимания хозяйки — подслеповатой старухи, сбежала вниз по лестнице. Открыла дверь. Перед ней стоял Адем!

— Пришел? Входи!

В темноте она не могла разглядеть его лица. Но по молчанию поняла, что он зол.

Адем переступил порог и спокойно прикрыл за собой дверь. Стряхнул снег, похлопав руками по грубому кожушку. Ударил кепкой по ладони.

«Почему он ничего не говорит, ни о чем не спрашивает?» Ее это начало пугать.

— Поднимемся наверх? — робко спросила она.

Адем опять ничего не ответил и пошел впереди.

Шехназ последовала за ним.

Они вошли в комнату. Адем снял кожушок, бросил в сторону, потом — кепку. Уперев руки в бока, подошел к Шехназ.

— Ты уверена, что за домом не следят? — со злостью спросил он.