Орхан Кемаль - «Преступник»

«Ужасный Изверг», разбойничавший на дорогах, грабивший и убивавший людей, о котором вот уже несколько недель наперебой кричали все газеты, кровавые похождения которого приводили в трепет не только читающую публику, но и находившихся в тюрьмах преступников, с трудом сдерживал слезы:

— Я ведь сказал, не говори так много!

Шехназ подчинилась, затихла. Из-под длинных ресниц на Адема печально смотрели тронутые нездоровой желтизной глаза. Разве после того, как они ушли из дома в Эдирнекапы, думала она, Адем не убил хозяина дома, в котором они скрывались? Почему же он заодно не убил тогда и ее и не убежал? Она ведь еще и наболтала о нем всюду, за одно это заслуживает смерти. Не мог решиться? Не может убить? Но ведь не пожалел же он того человека… Как у него поднялась рука?

Адем размышлял о том же. Если можно избавиться от обузы, убив эту женщину, если теперь нет другого выхода, почему же он не делает этого? Как мог он без всяких колебаний убить человека, который прятал их за деньги у себя в доме, когда заметил, что тот хитрит?

«Но ведь он мог выдать меня! — пронеслось у него в голове. — А эта… Сейчас она ни в чем не виновата. А то что она болтала лишнее… так ведь это она сделала из страха, что я не вернусь к ней, не со зла!»

Он обернулся и снова посмотрел на нее: глаза ее теперь были закрыты.

«Нет, нет! Это невозможно, я не сделаю этого… Я не могу это сделать!»

Адем поднялся. Взял прислоненный к стене треснутый кувшин. Вода из него вытекла. А как хотелось пить!

— Я схожу за водой! — сказал он, подойдя к Шехназ.

Шехназ открыла глаза, беспомощно взглянула на него.

— Не задерживайся, хорошо?

Адем не ответил. Он осторожно подошел к выходу из пещеры, тщательно замаскированному ветками. Раздвинул их, внимательно осмотрелся. Ласковые теплые лучи солнца золотили скалы. Значит, погода разгулялась. Солнце прорвало темную свинцовую пелену облаков, вот уже много дней скрывавших небо, разогнало, развеяло их.

Придерживая одной рукой разбитый кувшин, Адем лег на землю и ползком выбрался из пещеры. Острые выступы лиловых скал сверкали, переливаясь на солнце. Фиолетовые тени в ущельях исчезли, уступив место голубым.

Адем немного полежал, прислушиваясь. Стрекотали кузнечики, пели птицы, неподалеку слышался шум падающего со скал родника.

Он встал. Сладко потянулся. Долго чесал густую черную бороду. Потом направился к роднику.

Голубая искрящаяся вода, пробиваясь между скалами, собралась в небольшой впадине немного ниже того места, где он стоял. Чистая, прозрачная, стекала она по отвесной скале с красными прожилками и, скапливаясь в другом углублении, еще ниже, падала вниз с тысячеметровой высоты по отвесной скале, поросшей невысокой густой травой, разлетаясь во все стороны тысячами белых брызг.

Адем стоял, любуясь открывшейся его взору картиной, пока его не уколола мысль о Шехназ. «Не задерживайся, хорошо?..» Подставив кувшин под струю воды, он наполнил его. Жадно напился. Выплеснул остатки и снова наполнил сосуд. Как раз в тот момент, когда он собрался было уже повернуть назад, где-то совсем рядом заблеяла коза. Адем застыл на месте, напряженно вслушиваясь. Неужели поблизости пастухи?

Он не хотел с ними встречаться. Даже если эти пастухи не причинят ему вреда, он боялся встреч с людьми.

Снова послышалось блеяние козы.

Он чуть не побежал, но вдруг остановился. Почему он, собственно говоря, должен бежать? Коза где-то близко. Что, если попытаться поймать ее, отвести в пещеру и напоить Шехназ парным молоком?

Мысль эта засела у него в голове. Он спрятался за выступ и стал ждать. Вскоре из-за скалы показалась старая черная коза с огромным выменем. Опа сначала прислушалась к шуму воды, а потом с неожиданной для ее почтенного возраста прытью бросилась к роднику. Припав черной острой бородой к прозрачной влаге, стала жадно пить.

Адем внимательно огляделся еще раз по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, потянулся и быстро схватил животное за заднюю ногу. Коза испуганно подскочила. Попыталась вырвать ногу, боднуть. Но Адем держал ее крепко, а через несколько минут уже втащил в пещеру. Теперь может блеять сколько влезет, а захочет, пусть даже пободается с каменной стеной. Но коза, к его удивлению, вела себя спокойно, обнюхала пещеру и, видимо, смирилась с судьбой.

Шехназ, уловив необычный запах, открыла глаза.

— Что это, Адем?

Адем улыбнулся.

— Коза!

— Коза? Зачем она здесь?

— Вставай погляди. Ее вымя вот-вот лопнет от молока.

Шехназ поднялась со своего ложа из сена. Беспомощно посмотрела на козу, едва видимую в темноте пещеры.

— А ты умеешь доить?

— Попробуем, — ответил Адем.

— А где посуда, чашка? Во что доить?

Адем оглядел пещеру, словно в ней можно было что-то найти. Ничего подходящего. Вдруг од вспомнил о кувшине. Вот тебе на: оставил его там, у родника!

— Я забыл кувшин, схожу за ним.

— А вдруг пастухи хватятся, начнут искать козу?

— Ты права. Надою тебе немного молока и отпущу ее.

Выбравшись из пещеры, Адем пугливо огляделся по сторонам. Подбежал к роднику, взял кувшин и вернулся назад.

— А что, если пить прямо из вымени? — предложила Шехназ.

Адем засмеялся. Ему понравилась эта затея. Он поймал свою пленницу и подтащил к Шехназ. Коза словно поняла, что от нее требуется. Стояла спокойно и даже расставила задние ноги, ожидая, когда ее начнут доить.

— Сначала ты, — сказала Шехназ.

— Нет, ты. Тебе нужнее! — возразил Адем.

Шехназ ничего не ответила. Она была так голодна, так слаба, что, не обращая внимания на исходившую от козы вонь, втиснула голову между ее задних ног, захватила ртом сосок и принялась жадно сосать.

Адем, улыбаясь, смотрел на нее. Он видел белую-белую шею и вздувавшуюся на ней голубую жилку. Всего одно мгновение… Но было ли это возможно? Ведь он никогда не решится на это…

Шехназ сосала долго. Приятное тепло молока, разлившееся по телу, подействовало успокаивающе. Напившись, она легла на свое ложе и быстро уснула. Адем тоже напился молока и вытолкал свою пленницу из пещеры. Ослепленная солнцем коза, оказавшись на свободе, растерянно озиралась по сторонам и, подрагивая острой бородкой, протяжно и жалобно заблеяла. Коза пробежала немного, пометалась в разные стороны, остановилась, понюхала воздух и снова заблеяла. Вскоре послышался голос хозяйки:

— Бонджук, Бонджук, где ты, милая? Провались она пропадом, эта нужда! Целый день не разгибаешься из-за куска хлеба. А ну, гуляйте, гуляйте! — прикрикнула она на коз. — Да не уходите далеко, не пропадайте с глаз, проказницы!

Старушка села под большим деревом, прислонилась к нему спиной и задумалась. Ну ладно, сыновьям хватало только на детей. А внуки? Что с ними? Особенно этот Махмуд. Он учительствовал в касабе [57] Касаба — небольшой городок, мелкий административный центр. , что на склоне горы, и прилично зарабатывал. Да и холост. Но разве когда-нибудь подумает о бабушке? Она вдруг вспомнила о письме в голубом конверте, которое ей принесли два месяца назад из касабы, и раскаялась в своих словах.