Исаак Башевис-Зингер - Фокусник из Люблина

— Выйдет, выйдет. Куда денется. Вот только здесь нажать на пупик… — и в ту же минуту замок открылся. Смех, аплодисменты, шум и гвалт.

— Развяжи меня, Малкеле, — попросил Яша.

Трясущимися руками Малкеле развязала фартук. На столе замок — неловкий, опозоренный. В глазах зрителей — восхищение, радость и смех, только единственный глаз Слепого Мехла смотрит угрюмо.

— Ты колдун, Яша, не будь я Мехл!

— Еще бы! Обучался черной магии в Вавилоне. Могу превратить тебя и Малкеле в пару кроликов.

— А меня-то зачем? Мужу нужна жена, а не кролик.

— А что? Будешь прыгать в клетке…

Все же Яше было не по себе — сидеть тут, с этим ворьем. Знала бы Эмилия, с кем он только водится. Она называла его мастером, боговдохновенным гением. В ее гостиной текли у них беседы о религии, философии, о бессмертии души. Он цитировал мудрые изречения из Талмуда. Говорили о Копернике, Галилее. И вот он здесь, с этой шайкой в Пяске. Но таков он есть. Все-то ему надо быть в новой роли. Яша — это клубок противоречий, сгусток противоположностей, взаимоисключающих черт характера: вера и безверие, добро и зло, искренность и фальшь — все перемешалось. Он может любить нескольких женщин сразу. Вот он, Яша, готовый отречься от своей веры, а было с ним — нашел вырванную из святой книги страницу, подобрал и поднес к губам… Человек подобен замку, и надобно уметь к каждому подобрать свой ключ. Единственный из всех — это он — способен подобрать ключ или отомкнуть без ключа каждую душу.

— На, вот держи, твоя! — Слепой Мехл извлек серебряную десятирублевку из бездонного кошелька. Яша хотел было отказаться от выигрыша, но подумал, что это будет смертельная обида для Мехла, особенно теперь, когда касса шайки почти пуста. У них свои понятия о чести. За отказ могут и нож всадить. Яша взял, взвесил на ладони.

— Легкий заработок.

— Так бы и расцеловал каждый кончик пальца у тебя, Яша! — прогудел Слепой Мехл густым голосом великана. Казалось, голос этот исходит прямо из его огромного брюха.

— Это прямо Божий дар! — воскликнула Малышка Малкеле. У Зевтл глаза сияли торжеством, щеки разрумянились. Губы безмолвно обещали поцелуи и ласки. Яша не сомневался: все его тут прямо обожают, боготворят его. Все до единого: и женщины, и мужчины. Он — сияющий светоч, бесценное сокровище для этих воров из Пяска. У Хаим-Лейба лицо было желтое, как медный самовар на столе у Зевтл.

— Иди к нам, и весь мир будет твой.

— Еще помню: «Не укради…»

— Послушайте-ка его! Прямо цадик! — издевался Бериш Высокер. Все воруют. Что пруссаки сделали? Оттяпали у Франции огромный кусище, а теперь еще требуют вдобавок миллиард марок. Они держат Францию за горло! Это ли не воровство?

— Война есть война, — заметил Хаим-Лейб.

— Кто сможет, тот и хапнет. Так уж повелось. Мелкому воришке — петля да аркан, ну, а большому — жирный баран… Как насчет картишек, а, Яша?

— Хочешь сыграть? — спросил Яша немного с подначкой.

— А ты привез из Варшавы какой-нибудь новенький фокус-покус? — спросил Бериш Высокер. — Покажи-ка, что ты умеешь!

— Что тебе здесь, театр, что ли? — и он взял колоду у Бериша. Принялся тасовать карты, быстро и ловко. Они то взлетали в воздух, то прыгали обратно, как рыба в сетях. Внезапно Яша что-то такое сделал руками, и карты разбежались веером, потом сложились, как гармошка.

Опять оказаться наедине с Магдой, потихонечку тащиться в фургоне — сколько в этом покоя. Лето в полном разгаре. Поспевает пшеница, золотятся поля, зреют, наливаются соком плоды. Напоенный ароматом земли, воздух располагает к неге и покою. «Боже всемогущий! — прошептал Яша. — Ты кунцнмахер, не я. Создаешь растения, цветы, краски из куска черной земли!»

Как же все это получается? Как происходит? Откуда колос знает, что ему положено родить зерно? Откуда пшеница знает, что надо воспроизвести себя самое? Нет. Они — не знают. Делают это вслепую. Но кто-то же должен знать! Яша сидел на облучке рядом с Магдой, а лошади шли сами. Выехали на шлях. Какие только Божьи создания не попадались на пути: полевая мышка, белочка, даже черепаха. Щебетали, выводили рулады невидимые птички. В лесу, насквозь просвеченному солнцем, Яша высмотрел стайку сереньких птах. Они расположились в одну линию, как на смотру.

Притулившись возле Яши, молча сидела Магда. Казалось, ее глаза — глаза крестьянской девушки видят вещи иными, чем глаза горожанина. А Яша думал уже о другом. К вечеру, когда солнце село и повозка катилась по лесной дороге, перед ним опять явственно возникло лицо Эмилии. Подобно луне над верхушками сосен, перед ним плыла Эмилия, двигаясь вместе с повозкой, как бы пятясь перед ней. Темные глаза улыбались, шевелились губы. Яша обнял Магду, и она положила голову ему на плечо. Однако же Яша был не с нею. Он и спал, и бодрствовал одновременно. Пытался прийти к некоторому хотя бы подобию решения. Ничего не получалось. Бурно работало воображение, и вот — это уже не фургон, а поезд, который везет в Италию его, Эмилию и Галину. Он прямо-таки слышал наяву свисток паровоза. За окном кипарисы, пальмы, горы, замки, виноградники, апельсиновые сады, оливковые рощи. Казалось, все здесь другое: крестьяне, их жены, дома, даже стога сена выглядели иначе. Где же мог я такое видеть? На картине? В опере? Очень интересно. Будто уже переживал это в какой-то прежней жизни.

Обычно в такой поездке Яша делал две остановки в корчме, однако на сей раз решил ехать без остановок, чтобы уже к утру быть в Варшаве. Конечно, на большой дороге могли подстерегать бандиты, но на этот случай у Яши был пистолет. Правя лошадьми, он воображал, будто выступает в европейских театрах. Дамы в ложах наводят на него лорнеты. За кулисы приходят послы, графы, генералы, желая выразить свое восхищение. И вот наконец на искусно сделанных крыльях Яша плавно летит над столицами мира: Рим, Лондон, Париж. Толпы бегут по улицам, указывая на него, что-то выкрикивая. И пока Яша летит, почтовый голубь приносит ему записочки — от правителей государств, от принцев и кардиналов. В собственном поместье на юге Италии его ждут Эмилия и Галина. Он же, Яша, больше не циркач уже, не кунцнмахер, а таинственный, могущественный гипнотизер; может командовать армиями, исцелять больных, ловить преступников, отыскивать спрятанные сокровища, поднимать суда со дна океана. Он теперь повелитель мира. Яша смеялся над своими фантазиями, но избавиться от них не мог. Они набрасывались, как саранча: дневные видения, волшебное зелье, разные сверхъестественные штуки, колдовские чары, заклинания, придающие безмерную силу и раскрывающие тайны. В воображении он даже выводил евреев из галута [22] Галут — изгнание ( ивр. ). , восстанавливал Храм в Иерусалиме. Яша щелкнул бичом, как бы разгоняя демонов, полностью завладевших мыслями. Как никогда, нужна теперь ясная голова. Готова целая серия новых, и притом опасных трюков, практически целый репертуар. Среди них — сальто на проволоке, номер, не доступный никому другому. И надо что-то решать с Эмилией. В самом ли деле готов он оставить Эстер и уехать с Эмилией в Италию? Возможно ли это — так безжалостно предать Эстер, которая столько лет была верна ему? И как это он, Яша, отважится креститься, стать христианином? Он дал Эмилии обещание. Поклялся всем святым, что у него есть, — но готов ли выполнить это? Да и еще: невозможно выполнить этот план, не имея денег, — надо самое малое, пятнадцать тысяч рублей. Несколько месяцев уже он носился с мыслью о крупной краже. Но возможно ли для него стать вором? Ведь только что сказал Хаим-Лейбу, что Восьмая заповедь: «Не укради» свята для него. Он, Яша, всегда гордился своей честностью. И что подумает, что скажет Эмилия? Что сказала бы Эстер? А его отец и мать на том свете? Он же верит в бессмертие души. Совсем недавно мать спасла ему жизнь. Он услыхал ее предостерегающий голос: «Назад, сын мой! Отойди назад!» И через две минуты тяжелая люстра упала туда, где он стоял только что. Конечно, он был бы уже мертв, если бы не внял материнскому предостережению.