Исаак Башевис-Зингер - Фокусник из Люблина

Наконец он спустился и увидел Зевтл. Она стояла у ворот под фонарным столбом, в шали, накинутой на плечи, в желтом свете фонаря. Выглядела такой, какой и была на самом деле: женщина из провинции, приехала в Варшаву только-только. Да, так она и выглядела — человек, который ушёл из дому, порвал со всем. Волосы уложены по сторонам двумя крендельками — явная попытка выглядеть моложе. Яша окликнул ее:

— Так ты здесь?

Зевтл испуганно встрепенулась:

— Ой, я думала, ты уж никогда не выйдешь.

Она сделала движение, будто собираясь поцеловать его, но ничего из этого не вышло. Какая-то баба несла с колонки полную бадейку воды, кряхтя и охая, бормоча себе под нос. Задела Зевтл и пролила воду прямо на ее модные, с высокой шнуровкой ботинки.

Ох, чтоб ее разорвало! — Зевтл тщательно вытерла шалью ботинки, подняв сначала одну ногу, потом другую.

— Ты когда приехала?

Зевтл долго раздумывала, как будто не сразу поняла вопрос. Казалось, долгая дорога сбила ее с толку.

— Отправилась в путь, и вот я здесь. Думаешь, просить буду денег?

— Почему бы и нет? Все возможно.

— Пяск — это не город. Кладбище это. Все распродала, что было. Продешевила, конечно. Да и чего от этого ворья ждать? Хорошо еще, что сама жива осталась.

— Где ты остановилась?

— Вместе с женщиной, которая поступила в прислуги. Она и мне работу обещала, да что-то нету до сих пор. Такие сейчас дела: прислуги больше, чем хозяев. И еще хочу тебе сказать что-то.

— Меня ужин ждет.

— Яшеле — это прямо ад разыскать тебя. Никто ни улицу не знает, ни номер дома. А как номер увидишь, если темно? Пока я эту девчонку нашла, что тебя вызвала, чуть не умерла. Не хотела к тебе наверх подниматься. Понимаю, что там другая. Все равно что две кошки в одном мешке.

— Она как раз кончает готовить. Как насчет того, чтобы подождать полчасика?

— Пойдем со мной, ну пойдем. Где тут ждать? Каждую минуту какой-нибудь пьянчуга может пристать. Думает небось, она из этих… Купим что-нибудь, и ты поешь. Да уж, конечно, ты такой великий артист, знаменитые кунцнмахер, все в Варшаве тебя знают, а я из маленького местечка… Но мы же, как говорится, не чужие… тебе приветы прислали: и Слепой Мехл, и Бериш Высокер, и Хаим-Лейб…

— Премного благодарен.

— Не за что. Оставь при себе свою благодарность. На что она мне? Говорю с тобой, а тебя все равно что нет здесь. Ты уже все позабыл? Или что? — Она переменила тон: прихожу к этой женщине, и она говорит: «Не вовремя ты приехала. Столько вас тут ищет работу по дому, а все хозяйки разъехались по дачам». Я подобрала корзинку, ухожу, а она мне вслед: «Куда ты бежишь, ну куда?» Оказывается, она помогает таким девушкам, одалживает деньги под проценты. Так ли, этак ли, она уложила меня на полу, я улеглась. Там еще три кухарки. Храпят ужасно. А одна так, что я всю ночь глаз не сомкнула. Лежала там и плакала. У Лейбуша я хотя бы была сама себе хозяйка. Утром я собралась, надо идти искать что-то, как вдруг входит какой-то мужчина, важный такой тип. С часами, с цепочкой, и манжеты с запонками. «Ты кто?» — говорит. Я все рассказала. Так, мол, и так. Муж меня бросил, а куда девался, не знаю. Спрашивает и спрашивает, а потом и говорит: «Знаю я, где твой муж». Да где же он, как закричу… В общем, долго ли, коротко ли, оказывается, этот парень из Америки приехал, но это вроде бы какая-то другая Америка. И Лейбуш там. Как услыхала я про это, принялась рыдать, как в Йом-Кипур. «Ну что ты ревешь? — он мне говорит. — Такие прелестные глазки!» И так говорит, говорит завлекательно, почти как ты, и деньгами сорит, всех угощал халвой и шоколадки давал. «Идем со мной, — говорит, — к мужу тебя отвезу. Он или опять тебя возьмет, или разведется с тобой». Обратно через пару недель едет и дает мне в долг шифскарту. Но я все же боюсь.

Зевтл внезапно замолкла… Яша присвистнул:

— Какова птичка, а?

— Ты его знаешь, что ли?

— И знать тут нечего. Это же альфонс, ты понимаешь, что это такое? Сводник! Увезет тебя неизвестно куда — и сунет в бордель.

— Но у него такой приятный разговор.

— Он так же знает твоего мужа, как я твою прабабушку.

И они пошли по улице, по направлению к Длуге. Зевтл крепко сжимала концы шали, накинутой на плечи.

— Что мне делать? Нельзя же воду в ступе толочь. Надо найти работу. Он отправил меня к сестре. Я там эту ночь провела.

— К сестре? Вот как? Она ему такая же сестра, как я — внучатый племянник. — Яшу удивляло, как быстро он перешел на жаргон и усвоил ее тон. — Пожалуй, больше похоже на мадам… Наверно, она имеет долю в этом деле. Он продаст тебя кому-нибудь в Буэнос-Айрес или еще куда-нибудь. Заживо сгниешь.

— Что ты говоришь? Он и правда упоминал такой город. Так где же это? В Америке?

— Какая разница! Они приезжают сюда, покупают людей, женщин — торговля человеческим мясом, белые рабы. Дожидаются таких дур, как ты. Газеты только и пишут об этом. Где эта сестра живет?

— На Низкой.

— Ну-ка, пойдем поглядим. Почему это он предложил плату вперед? С чего это он так раздобрился, этот малый?

Зевтл помолчала.

— Да, вот поэтому я и пришла. Когда лежишь на полу, и клопы еще заедают, хватаешься за любую соломинку, за любым мужчиной пойдешь. У сестры у этой хотя бы чисто. Кровать есть, простыни. Она еще и кормит меня. Я предложила плату, а она и говорит: «Об этом не думай, потом сочтемся».

— Хватит, немедленно беги оттуда, если не хочешь стать проституткой в Буэнос-Айресе.

— Что ты такое говоришь? Я порядочная женщина. Если б Лейбуш меня ценил! Я была бы хорошей женой. Но он проводил больше времени под замком, чем дома. Три недели всего прошло, как мы поженились, и он уже оказался в тюрьме. А теперь убежал неизвестно куда. Что мне было делать? Я все же живая плоть и кровь, в конце-то концов. Весь Пяск за мной ухлестывал. Все его дружки. Но с ними я не хотела связываться. С тобой, Яшеле, другое дело. Я не навязывалась, у меня своя гордость есть. Но только ты вот здесь, у меня на сердце. Ты уходишь, и я в ту же минуту начинаю изнывать от тоски по тебе. Вот иду с тобой, а кажется, будто лечу. А ты не поцеловал меня еще. — Зевтл надулась и с упреком поглядела на Яшу.

— Не могу же здесь. Из каждого окна смотрят.

— Ну, дай, дай же мне поцелуй. Я все та же Зевтл.

Она распахнула шаль ему навстречу.

— Ну и ну! Только этого мне еще не хватало! — изумлялся про себя Яша. — Как странно! Он совершенно позабыл об ее существовании. А ведь именно он дал ей денег на дорогу до Варшавы. Все еще больше запутывалось, и это даже доставляло ему какое-то извращенное удовольствие. Будто читаешь роман, в котором ситуация становится все напряженнее, а читатель едва может дождаться возможности перевернуть страницу. То он просто помирал с голоду, а тут голод прошел. Была теплая ночь, даже немного душновато, а Яшу пробирал озноб, как бывает после болезни, если выйти на улицу раньше времени. Как-то надо было это прекратить. Хорошо бы взять дрожки. На Фрете не было. Он потащил Зевтл в сторону Францисканской. Отделаюсь от нее, и к Эмилии, решил Яша. Та не знает, что и думать. Это в первый раз, что он нарушил обещание. Как бы и в самом деле Эмилия не обиделась. Все и так висит на волоске. И жалко, что от Магды убежал. Вдруг до него дошло — перемена произошла в нем самом. Было времечко, по полудюжине любовных дел у него было, притом одновременно. Все с рук сходило — без сучка, без задоринки. Каждую он надувал, не задумываясь, запросто мог порвать с любой женщиной, без малейших угрызений совести. А теперь квохчет над какой-то ерундой, обращает внимание на пустяки, все стремится поступить по справедливости. Я святой стал? Или что? — вопрошал Яша. Стоит ли ссориться с Эмилией ради Зевтл? Или Магды? И что ему взбрело в голову, что надо было пойти с Зевтл? Какие такие резоны — заботиться об этой потаскухе? Зачем он тащится к этой якобы «сестре»?