Исаак Башевис-Зингер - Фокусник из Люблина

— Ты же знаешь, я всегда говорю искренне. Отвечаю за каждое слово, которое сказал.

— Ничего я не знаю. Что я про тебя знаю? Бывает, что я и про себя ничего не знаю. В таких случаях всегда винят женщину. У тебя есть жена, и, Бог тебя знает, ты ей не верен и ведешь себя, как вольная пташка. Я тоже грешница, но я хотя бы церкви верна. По католической вере, если кто крестился, то он будто родился заново, и все прегрешения ему отпускаются. Не знаю твою жену и не хочу знать. Иное дело, брак ваш бездетный. А брак без детей — брак наполовину. Я не молода уже, но могу еще иметь детей, и мне хотелось бы родить тебе ребенка. Будешь смеяться, но даже Галина говорит об этом. Она сразу сказала: «Как вы с дядей Яшей поженитесь, я хотела бы маленького братца». Человек с твоим талантом не должен умереть, не оставив потомства. Мазур — хорошая польская фамилия.

Яша сидел на диване. Эмилия — напротив, в шезлонге. Он глядел на нее, она на него. Внезапно он осознал, что так дольше продолжаться не может. Слова, которые ему придется сказать, должны быть произнесены. Притом в эту самую минуту. Однако так и не решил, что сказать и как действовать.

— Эмилия, мне надо тебе сказать кое-что.

— Ну, говори же. Я слушаю тебя.

— Эмилия, у меня нет денег. Все мое состояние — это дом в Люблине. Но не могу же я отбирать у нее и дом.

— Почему же ты раньше не говорил? Как ты себя ведешь, казалось, деньги для тебя не проблема.

— Я всегда знаю, что в последний момент их получу. Если премьера пройдет успешно, смогу выступать за границей. Здесь же выступают иностранцы.

— Да, но в наши планы входило еще и быть вместе. Как можно быть уверенным, что сразу найдешь ангажемент в Италии? Это может оказаться во Франции или даже в Америке. Странно было бы, если мы поженимся, тебе жить в одном месте, а мне — в другом. Галина должна некоторое время пробыть в Южной Италии. Зима, например, в Англии может убить ее. Да еще ты предполагал, что потребуется год, чтобы освоить европейские языки. Если путешествовать по Европе без знания языков, с тобой будут обращаться не лучше, чем здесь, в Польше. Ты уже забыл все, что мы решили. Мы же хотели купить дом с садом близ Неаполя. Такой был у нас план. Это не значит, что я тебя попрекаю — ни в коем случае, — но если хочешь поправить наше положение, надо следовать точному плану. Это жизненно важные вещи, и сделать это экспромтом, как свойственно людям театра… Ничего, кроме неприятностей, не будет. Сам подумай.

— Да, это так. Однако же я должен иметь в руках какие-то деньги. Сколько же нужно? Я хочу сказать, каков минимум?

— Мы же все посчитали. Надо по меньшей мере пятнадцать тысяч рублей. А лучше бы и сверх того.

— Я должен буду получить деньги.

— Как же? Насколько мне известно, в Варшаве деньги с неба не падают. У меня создалось впечатление, что ты уже собрал некоторую сумму.

— Нет у меня ничего.

— Да, это новость. Ты не подумай только, что мои чувства к тебе изменятся из-за этого. Но наши планы, очевидно, не могут быть прежними. Я уже намекнула кое-кому из близких друзей, что еду за границу. Галине нельзя здесь оставаться. Девочка в ее возрасте должна ходить в школу. Да здесь мы с вами и не сможем быть вместе. Это теряет смысл для нас обоих. У тебя есть семья, жена, и кто его знает, что еще. Меня терзает жалость к твоей жене, но если уехать из Польши — это все отдалится А так: увести мужа и иметь шанс, что его жена придет ко мне плакать, — это уж слишком!

И она потрясла головой, будто стряхивая с себя эту тяжесть. И передернула плечами.

— Я добуду денег.

— Как? Ограбишь банк?

Вошла Галина.

— А, дядя Яша!

Эмилия нахмурила брови.

— Сколько раз говорить, что сначала надо постучать, а уж потом входить. Тебе же не три года.

— Если помешала, уйду.

— Ничему ты не помешала. Какое чудесное платьице на тебе!

— Что же в нем такого хорошего? Я выросла уж из него. Но оно белое, а от белого я без ума. Хорошо бы наш дом в Италии был белый. Почему крыша не бывает белая? Да, это было бы потрясающе: дом с белой крышей!

— Может, тебе нравится, когда дымовая труба — тоже белая? — поддразнил Яша.

— Почему бы и нет? Можно и так. Я читала, когда выбирали нового Папу, белый дым выходил из трубы. А если бывает белый дым, то бывает и белая сажа. Разве нет?

— Да, да, все устроится, как ты хочешь. А пока отправляйся к себе в комнату, — прервала Эмилия. — Нам надо много обсудить.

— А о чем вы разговариваете?.. Ну не хмурься же так, мама. Уйду сейчас. Ужасно пить хочется, но это неважно. Только сначала одну вещь скажу: по-моему, у вас плохое настроение, дядя Яша. Что-то случилось?

— Лодка с прокисшим молоком пошла ко дну.

— Ха-ха! Что за смешное выражение?

— Так на идиш говорят.

— Ох, я бы хотела выучить идиш. Все языки хочу знать: китайский, татарский, турецкий. Говорят, у животных тоже свои языки. Один раз я проходила по Гжибову: евреи выглядят так смешно — в этих своих длинных кафтанах, с черными бородами. Что такое еврей?

— Тебе же сказано: уходи отсюда! — повысила голос Эмилия.

Галина повернулась уже, чтобы уйти, но тут в дверь постучали. У порога стояла Ядвига:

— Какой-то человек пришел. Хочет говорить с пани.

— Человек? Кто это? Что ему нужно?

— Не знаю.

— Что же ты не спросила, как его зовут?

— Вид такой, будто он с почты или что-то такое…

— Вот еще напасть! Одну секунду. Сейчас я выйду к нему, — и Эмилия вышла в коридор.

— Кто бы это мог быть? — сказала Галина. — Я взяла книжку в школьной библиотеке и потеряла. Вообще-то не потеряла, а уронила в канаву. Она была такая противная, там помои текли, и я не полезла за ней, побоялась домой принести. Побоялась, что мама увидит меня с такой грязной книжкой и разбранит ужасно. Она добрая, но и злая бывает. Недавно она так чудесно сделала. Мама не спит ведь ночами, а когда она не спит, и я не сплю, не могу уснуть, и все тут. Забралась к ней в постель, мы лежали и разговаривали, две потерянные души… Время от времени она присаживалась к маленькому столику, клала на него руки и ждала, что он предскажет будущее. Ой, она смешная иногда, но я люблю ее ужасно. Ночью она такая хорошая. Иногда мне хочется, чтобы всегда была ночь, и чтобы вы были с нами, дядя Яша, и нам втроем было бы так хорошо. Может, вам хочется меня загипнотизировать? Прямо сейчас… У меня страстное желание, чтобы меня загипнотизировали!

— Для чего это тебе надо?

— Ох, для того. Так мрачно все! Жизнь такая тоскливая!

— Твоя мама и слышать не хочет об этом, а раз она против, то и я не хочу.

— Наверно, все уже пройдет, пока она обратно придет.

— Не так-то быстро все это делается, как бы ты ни была восприимчива к гипнозу.

— О чем это вы?

— Ох, тебе придется любить меня. Навсегда меня полюбишь. Не сможешь позабыть.