Александр Дюма - Дюма. Том 46. Сесиль. Амори. Фернанда

В неустанной борьбе страстей, которые порождают свойственный человеческой природе эгоизм и которые, как благочестивые дочери, сами его питают, в свою очередь, ревность, самая неискоренимая из них, терзала душу пяти человек, все еще находившихся в замке Фонтене, в особенности, когда они получили возможность углубиться в себя, оставшись наедине с собой и не подвергаясь более постороннему воздействию. Тогда ревность или, точнее — вернем поэтическому слову его изначальное, материальное значение, — любовь к собственности расправила крылья в пространствах мысли, чтобы затем осторожно сложить их, оберегая гнездо, где вынашиваются самые дорогие надежды, где собрано добро, которое каждый считает самым ценным, где скупой складывает свое золото, где честолюбец высиживает бесплодное яйцо величия, где любовник заново кует цепь постоянства, ибо с того самого дня, когда человек в первый раз, с целью утолить свои аппетиты, протянул руку к добыче и присвоил себе то, что сумел схватить, присовокуплять и сохранять стало двумя основными движущими силами, соответствующими принципам его существования. Наши пять человек, отправившись к себе или уединившись в результате ухода других, обдумывали по-всякому — каждый в келье своего сознания — интересующий их лично вопрос, рассматривая его лишь с собственной точки зрения.

Граф де Монжиру, как государственный муж, законодатель, судья, любовник и старик, должен был держаться за свое право собственности как за самое важное из всех преимуществ, даруемых рангом, богатством и общественным положением, цепляясь, следовательно, за него изо всех сил, что были у него уже на исходе. Фернанда стала для него теперь самой ценной собственностью, более всего согревавшей его сердце, особенно с тех пор, как он увидел, что на нее жадно притязают со всех сторон. Поэтому, чтобы сохранить ее, он был готов на самые большие жертвы.

По мнению графа, существовало два способа удержать Фернанду.

Первый, тот, что естественным образом должен был представиться возможным слабому, приученному к подчинению уму, — это хитрость. В тот вечер г-жа де Бартель во время их уединенной беседы, которая происходила в присутствии всех остальных, намекнула на необходимость решенного ею союза, и граф, вначале мысленно категорически отвергавший его, мало-помалу свыкся с этим планом, полагая, что таким способом он сможет продолжать с Фернандой тайную жизнь, обещавшую ему счастье. Он пойдет на уступку г-же де Бартель, став ее мужем, а она сделает уступку, оставив ему его любовницу. Господин де Монжиру имел большой опыт по части сделок — как политических, так и общественных.

К несчастью, при такой хитроумной комбинации судьба пэра Франции по-прежнему зависела от одного сомнительного обстоятельства — от согласия Фернанды. А он достаточно хорошо знал Фернанду, чтобы понять: нелегко будет уговорить ее пойти на такое соглашение, сколь бы логичным и приемлемым оно ни казалось.

Другой способ представлял собой одну из тех возможностей, от каких сначала решительно отказываются как от бессмыслицы, но какие затем, окрепнув в отдалении, куда их отодвинул отказ, вскоре опять возвращаются, еще более упрочив на этот раз свои позиции, и в конце концов становятся вечным наваждением, лишаясь с каждым разом частицы внушавшего вам ужаса; и вот уже после победоносной борьбы из чего-то чудовищного они превращаются во вполне естественное решение, подобно тому, как бесформенные комочки, порожденные на свет медведицей, после неустанного вылизывания их упрямой матерью превращаются в медвежат.

Господин де Монжиру так старательно и всесторонне обдумывал свой нелепый отчаянный план, что под конец тот показался ему вполне допустимым и он пришел к выводу, что ему следует жениться на Фернанде.

"Существует один неоспоримый факт, — говорил он себе, — теперь я уже не могу быть счастлив, не обладая этой очаровательной женщиной, она стала необходима в моей жизни. Мне гораздо легче будет успокоить госпожу де Бартель, чем заставить остаться со мной Фернанду. И если уж моя женитьба должна стать проявлением либо разума, либо безрассудства, пускай в таком случае она послужит интересам моего счастья, украсив мои последние годы. Фернанда — девушка из хорошей семьи, благородная, образованная, она сумеет оценить величие жертвы, на которую я иду ради нее. Став моей женой, она, во искупление прошлых ошибок, сочтет своим долгом вести себя безупречно. И тогда мне уже не придется бояться соперников, даже самых молодых и соблазнительных; Морис тем более обязан будет уважать жену своего дяди; да что я говорю — жену своего отца. Госпожа де Бартель, успокоившись, поймет сама и заставит понять остальных, что я поступаю так с единственной целью: вернуть Мориса Клотильде, отняв у него последние надежды на безумную, преступную любовь. Фернанда, скажут, осталась непреклонной; пожалуй, в свете может произвести хорошее впечатление то, что Фернанда устояла перед Морисом. Ее непреклонность вызвала у Мориса глубокое отчаяние, что чуть было не свело его в могилу. Такого рода соображения и заставили меня решиться; ну что ж, мне в результате достанутся лавры величайшей самоотверженности. Сама госпожа де Бартель подаст свету прекрасный пример материнской любви и человеческого уважения. Наше поведение будет истолковано самым благоприятным образом, если мы сумеем выбрать удачный момент в общественных настроениях. Наконец, чем невероятнее будет выглядеть эта романтическая история, тем более трогательной она покажется. Я знаю свет, он верит всему, во что его заставляют верить, главное, чтобы это казалось непостижимым, — словом, я должен принять наилучшее решение, что все примиряет, а следовательно, оно разумное. Итак, я принимаю его окончательно. Моя публичная жизнь принадлежит стране, и, слава Богу, за те сорок лет, что я отдал ей, я принес немало жертв своей родине; но моя частная жизнь принадлежит только мне, и я могу распоряжаться ею по своему усмотрению. Впрочем, какое мне дело до того, что скажут, если я буду счастлив? И потом, сколько времени продлятся эти разговоры? Моя женитьба наделает шума за неделю до свадьбы, потом пошумят еще с неделю после нее; о ней много будут говорить месяца полтора и еще с месяц будут вспоминать от случая к случаю, когда разговор коснется этого. Я уеду с Фернандой на воды; она будет прелестна и всех там очарует. Я стану рассказывать о приемах, которые собираюсь устраивать зимой раз в неделю: то какой-нибудь бал, то музыкальный вечер. Я богат, у меня будут собираться самые красивые женщины и лучшие парижские певцы; не пройдет и трех месяцев, как моих приглашений станут добиваться, и тогда, по крайней мере, я получу дом> семью, домашний очаг, счастье, чего я был постоянно лишен, хотя родился для семейных добродетелей и домашней жизни. Итак, решено, я воспользуюсь волнениями минувшего дня, которые должны были настроить мою прекрасную Фернанду на то, чтобы выслушать меня. Я хорошо знаю весь дом, нас разделяет лишь коридор, я подожду, пока все уснут, чтобы сообщить ей эту добрую весть".