Александр Дюма - Дюма. Том 45. Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии

— Пожар!

В тот же миг из заднего люка и портов повалил густой дым. Оказалось, что один из снарядов взорвался в каюте капитана и пламя распространилось по фрегату.

В ответ на этот страшный, неожиданный и завораживающий крик все замерли; и тогда послышался громовой голос Жака, властный и повелевающий:

— Все на борт "Калипсо"!

И тотчас же, с той же поспешностью, с какой они спускались на палубу фрегата, пираты стали покидать ее, взбираясь друг на друга, цепляясь за снасти и прыгая с одного борта на другой, в то время как Жак и Жорж с несколькими смельчаками прикрывали отступление.

Но и губернатор бросился вперед, тесня пиратов, стреляя в них в упор и намереваясь вместе с ними проникнуть на борт "Калипсо"; однако первыми на корвет вбежали пираты, ринулись на марсы, и оттуда снова обрушился шквал гранат и пуль. Тем, кто еще оставался на фрегате, перебросили тросы, и каждый ухватился за конец. Жак уже был на борту, Жорж оставался последним. Губернатор пробивался к Жоржу, и тот ждал его. Вдруг чья-то железная рука подхватила Жоржа и подняла. Это отец в третий раз за день спас сына от верной смерти.

И тогда над всем этим побоищем прогремел голос:

— Брасопить с левого борта на носу! Поднять кливера! Взять на гитовы грот и бизань! Круто право руля!

Хотя все приказы, поданные тем громовым голосом, который внушает беспрекословное подчинение, были мгновенно исполнены, англичане, как ни стремительно они бросились вслед за пиратами, все же не успели помешать судам разъединиться. Корвет, словно чувствуя грозившую ему опасность, мощным усилием оторвался от фрегата, в то время как тот, лишенный бизань-мачты, продолжал медленно идти вперед под воздействием парусов грот-мачты и фок-мачты.

И тогда с палубы "Калипсо" всем открылось ужасное зрелище.

В разгар битвы пожар на борту фрегата не был замечен вовремя, и с той минуты, когда послышался крик "Пожар!", он разгорелся так сильно, что потушить его надежды уже не было.

И в тот момент, когда все было объято пламенем, проявилась поразительная сила английской дисциплины. Среди дыма, становившегося с каждой минутой все гуще, капитан фрегата поднялся на мостик левого борта и, взяв рупор, который висел у него на левом запястье, крикнул:

— Успокойтесь, молодцы, я отвечаю за все!

Все замерли.

— Шлюпки на воду! — распорядился губернатор.

Через пять минут четыре шлюпки — одна кормовая, две бортовые и одна из запасных — были спущены на воду и покачивались в ожидании вокруг фрегата.

— Кормовая шлюпка и запасная — для морской пехоты, бортовые — для матросов! — продолжал губернатор.

Тем временем "Калипсо" продолжала уходить и удалилась настолько, что уже не было слышно команд, но было видно, как четыре шлюпки заполнились всеми, кто еще оставался целым и невредимым на борту фрегата, в то время как несчастные раненые ползли по палубе, тщетно умоляя товарищей взять их с собой.

Жак, видя, что четырех шлюпок явно недостаточно, чтобы вместить весь экипаж, приказал:

— Две шлюпки на воду!

И две пустые лодки отошли от борта "Калипсо" и закачались на волнах.

Тогда те, кому не хватило места в английских шлюпках, бросились в море и поплыли к шлюпкам с корвета.

Губернатор все еще оставался на борту "Лестера".

Его хотели взять в одну из шлюпок, но, не будучи в состоянии спасти раненых, он решил умереть вместе с ними.

Море являло теперь ужасающую картину.

Четыре шлюпки на веслах отплывали от горящего корабля, в то время как опоздавшие матросы плыли к двум лодкам корвета.

Неподвижный, окутанный дымом, с командиром, стоявшим на вахтенном мостике, и ранеными, ползавшими по палубе, фрегат горел.

Зрелище было столь ужасным, что Жорж, почувствовав дрожащую руку Сары на своем плече, даже не обернулся, чтобы посмотреть на нее.

Отойдя на некоторое расстояние от фрегата, шлюпки остановились.

А на фрегате происходило вот что.

Дым все больше сгущался; через люки просочилась змейка огня, она поползла вдоль фок-мачты, пожирая паруса и снасти; затем воспламенились порты и выстрелили никем не управляемые пушки; внезапно раздался страшный взрыв — судно разверзлось, образовав дымящийся кратер, столб пламени и дыма устремился в небо, и можно было видеть, как в этом облаке падали в кипящее море обломки мачт, рей и снастей.

Это было все, что осталось от "Лестера".

— А лорд Уильям Муррей? — спросила Сара.

— Не дай мне судьба счастья жить с тобой, Сара, — произнес Жорж, поворачиваясь к ней, — то, клянусь честью, я желал бы умереть как он!

В начале марта 1841 года я путешествовал по Корсике.

Нет ничего прекраснее и удобнее, чем путешествовать по Корсике: садитесь на судно в Тулоне и через двадцать часов вы уже в Аяччо или через двадцать четыре — в Бастии.

Там вы покупаете или нанимаете лошадь. Если нанимать, это обойдется вам в пять франков ежедневно, если покупать — придется выложить сто пятьдесят сразу. И пусть вас не смущает столь умеренная цена: эта лошадь, взятая ли внаем или купленная, способна, подобно той знаменитой лошади гасконца, что прыгнула с Нового моста в Сену, на такое, что не под силу ни Просперо, ни Наутилусу, этим героям скачек в Шантийи и на Марсовом поле.

Ей доступны такие тропинки, где сам Бальма надел бы шипы, и такие мосты, на которых Ориолю потребовался бы балансир.

Что касается путешественника, то ему остается лишь закрыть глаза и во всем положиться на животное: эти опасности его не беспокоят.

Добавим, что подобная лошадь может пройти повсюду и делать до пятнадцати льё каждый день, не требуя у вас ни питья, ни корма.

Время от времени, когда вы останавливаетесь, чтобы осмотреть старинный замок, построенный каким-нибудь сеньором, героем-вожаком из предания феодальных времен, или зарисовать старинную башню, воздвигнутую генуэзцами, ваша лошадь ощипывает кустарник, обдирает с дерева кору или слизывает мох со скал — и дело с концом.

С ночлегом и того проще: путешественник прибывает в деревню, проезжает вдоль всей главной улицы, выбирает подходящий дом и стучит в дверь. Через минуту на пороге появляется хозяин или хозяйка, приглашает путешественника спешиться, предлагает разделить с ним свой ужин и целиком распоряжаться их кроватью, если другой в доме нет. На следующий день гостя провожают до самой двери и благодарят за оказанное этому дому предпочтение.

О каком-либо вознаграждении не может быть и речи: хозяин оскорбится при одном упоминании об этом. Если в доме прислуживает молодая девушка, ей можно предложить какой-нибудь шейный платок, с помощью которого она соорудит себе живописную прическу, когда пойдет на праздник Кальви или Корте. Если прислуживает мужчина, он с радостью примет от вас кинжал или нож, которым он при встрече сможет убить своего врага.