Александр Дюма - Дюма. Том 45. Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии

Но при этом следует заранее осведомиться, не приходятся ли слуги, а такое иногда случается, родственниками хозяину, менее обласканными судьбою, чем он. Они ему помогают вести хозяйство, за что получают пищу, жилье и один или два пиастра в месяц.

И не думайте, что хозяева, на которых работают их внучатые племянники или кузены в пятнадцатом или двадцатом колене, будут из-за этого хуже обслужены. Нет, ничего подобного. Корсика — это французский департамент, но Корсике еще очень далеко до того, чтобы стать Францией.

О ворах здесь ничего не слышно; бандитов хватает, да, это так, но не следует путать одних с другими.

Смело отправляйтесь в Аяччо и в Бастию: с кошельком, набитым золотом и привязанным к ленчику вашего седла, вы пересечете весь остров без тени беспокойства; но лучше не рискуйте проехать из Оканы в Левако, если у вас есть враг, который объявил вам вендетту, — в этом случае я бы не поручился за вас уже на первых двух льё.

Я был на Корсике, как уже говорилось, в начале марта. Я приехал один, оставив Жадена в Риме.

Прибыв с острова Эльба, я сошел на берег в Бастии и купил лошадь за вышеупомянутую цену.

Посетив Корте и Аяччо, я теперь осматривал окрестности Сартена.

В тот день я ехал из Сартена в Соллакаро.

Расстояние было небольшим, льё двенадцать быть может; однако дорога была извилистой и пересекала один из главных отрогов гор, формирующих хребет всего острова, поэтому, боясь заблудиться в лесных зарослях, я взял проводника.

К пяти часам мы добрались до вершины холма, возвышающегося одновременно над Ольмето и Соллакаро.

Там мы немного передохнули.

— Где ваша милость желает остановиться? — спросил проводник.

Я взглянул вокруг: улицы селения хорошо просматривались и показались мне почти пустынными, лишь какие-то женщины изредка появлялись на них, но быстро проходили, озираясь вокруг.

В силу установившихся правил гостеприимства, о которых уже упоминалось, я мог выбирать любой из ста или ста двадцати домов, составляющих селение, и, поискав глазами жилище, где мне было бы уютнее всего, остановился на квадратном доме, построенном в виде крепости с машикулями перед окнами и над дверью.

Я впервые видел подобные домашние укрепления, но нужно сказать, что окрестности Сартена — это места, где царят законы вендетты.

— Вот и хорошо, — сказал мне проводник, посмотрев в направлении моей руки, — мы отправимся к госпоже Савилии де Франки. Ваша милость, ей-Богу, сделали неплохой выбор — видно, что вы человек опытный.

Не забудем отметить, что в этом восемьдесят шестом департаменте Франции обычно говорили на итальянском языке.

— Но не будет ли это неприличным, что я хочу попросить пристанища у женщины? — спросил я. — Если я правильно понял, этот дом принадлежит женщине.

— Конечно, но что неприличного в этом находит ваша милость? — ответил он удивленно.

— Может, эта женщина молода, — пояснил я, движимый чувством приличия или, может быть, самолюбием парижанина, — и, если я переночую в ее доме, это может ее скомпрометировать?

— Ее скомпрометировать? — повторил проводник, явно пытаясь понять смысл этого слова, которое я переделал на итальянский манер с обычной самоуверенностью, присущей нам, французам, когда случается говорить на иностранном языке.

— Ну, конечно! — продолжил я, начиная терять терпение. — Эта дама вдова, не правда ли?

— Да, ваше сиятельство.

— Ну и что, она примет у себя молодого мужчину?

В 1841 году мне было тридцать шесть с половиной лет и я еще называл себя молодым человеком.

— Примет ли она молодого человека? — повторил проводник. — А какая ей, собственно, разница, молодой вы или старый?

Я понял, что ничего не добьюсь, если буду расспрашивать подобным образом.

— Сколько лет госпоже Савилии? — спросил я.

— Сорок или около того.

— А! — откликнулся я скорее на свои собственные размышления. — Ну и замечательно. У нее, конечно, есть дети?

— Два сына, два славных молодых человека.

— Я их увижу?

— Вы увидите одного — того, что живет с ней.

— А другой?

— Другой живет в Париже.

— А сколько им лет?

— Двадцать один год.

— Обоим?

— Да, они близнецы.

— А чем они занимаются?

— Тот, что в Париже, будет адвокатом.

— А другой?

— Другой будет корсиканцем.

— Ну-ну, — сказал я, находя ответ довольно своеобразным, хотя он и был произнесен вполне естественным тоном, — ну хорошо, давайте пойдем в дом госпожи Савилии де Франки.

И мы отправились в дорогу.

Десять минут спустя мы вошли в селение.

Теперь стала заметна одна подробность, которую я не мог увидеть с вершины горы. Каждый дом был укреплен, как дом г-жи Савилии, только без машикулей; бедность их владельцев, конечно, не позволяла им иметь такие роскошные укрепления, просто окна изнутри были зашиты брусьями, оставляющими отверстия для ружей. В других домах окна были укреплены красным кирпичом.

Я спросил проводника, как называются эти бойницы; он ответил, что это амбразуры для лучника, и из его ответа я понял, что вендетта на Корсике существовала еще до изобретения огнестрельного оружия.

Чем дальше мы продвигались по улицам, тем более селение приобретало пустынный и унылый вид.

Большинство домов, казалось, пережили осаду и были изрешечены пулями.

Иногда за этими бойницами мы видели сверкающие любопытные глаза, наблюдавшие, как мы проходили мимо, но различить, чьи это были глаза — мужские или женские, — было невозможно.

Мы подошли к дому, на который я указал проводнику. Он был действительно самым заметным в селении.

Поразило меня лишь одно: несмотря на то что дом был укреплен машикулями, в окнах не было ни брусьев, ни кирпичей, ни амбразур для лучника, лишь простые стекла, прикрывавшиеся на ночь деревянными ставнями.

Правда, эти ставни хранили следы прошлого: внимательный взгляд наблюдателя безошибочно распознавал в них пулевые отверстия. Но эти отверстия были старыми и появились здесь, вероятно, лет двенадцать тому назад.

Едва мой проводник постучал, как дверь открылась — но не робко и осторожно, не чуть-чуть, а настежь — и появился слуга…

Я не прав, говоря "слуга", нужно было бы сказать "мужчина".

Мужчину делает лакеем ливрея, а этот был одет в обычную бархатную куртку, короткие штаны из той же ткани и кожаные гетры. Штаны на талии были перетянуты поясом из пестрой шелковой ткани, из-за которого торчала рукоятка испанского ножа.

— Друг мой, — поинтересовался я, — не будет ли нескромным, если иностранец, никому не известный в Соллакаро, попросит пристанища у вашей хозяйки?

— Конечно, нет, ваше сиятельство, — ответил он, — это иностранец оказывает честь дому, выбрав его. Мария, — продолжал он, повернувшись в сторону служанки, показавшейся за ним, — предупредите госпожу Савилию, что французский путешественник просит его приютить.