Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 38. Красный сфинкс. Голубка

Не отстала от других и королева Анна: в ее спальне находились г-жа де Шеврез, г-жа де Фаржи и крошка-карлица Гретхен, за чью верность, как мы помним, делая свой подарок, поручилась инфанта Клара Эухения; к тому же королева могла использовать малый рост Гретхен, посылая ее туда, куда не смог бы пройти человек нормального роста.

Гонец — мы помним, что кардинал велел ему подождать, — прибыл около половины одиннадцатого. Поскольку король приказал проводить гонца в будуар королевы, а кардинал распорядился вручить ответ лично королю, прибывший не встретил никаких задержек и смог немедленно исполнить поручение.

Король взял письмо с видимым волнением; взгляды всех присутствующих были устремлены на этот конверт, заключающий в себе судьбу всей их ненависти и всего их честолюбия.

— Господин кардинал ничего не просил передать устно? — спросил король у гонца.

— Ничего, государь; только засвидетельствовать его нижайшее почтение вашему величеству и передать письмо обязательно вам в руки.

— Хорошо, — сказал король, — ступайте!

Гонец вышел.

Король распечатал письмо и хотел читать его про себя.

— Вслух! Вслух, государь! — воскликнула королева Мария, чей голос в каком-то непостижимом равновесии соединил в себе две противоположности — приказ и просьбу.

Король взглянул на нее, будто спрашивая, не будет ли чтение вслух иметь нежелательных последствий.

— Да нет же, — сказала королева, — у всех нас одни и те же интересы.

Легкое движение бровей короля показало, что он, пожалуй, не полностью разделяет мнение матери по этому пункту; но то ли из уважения к ее желанию, то ли по привычке повиноваться он стал читать письмо вслух; оно уже знакомо нашим читателям, но мы еще раз его воспроизводим, чтобы показать, какое действие произвело оно на тех, кто собрался его слушать.

" Государь …"

При этом слове воцарилась такая тишина, что Людовик поднял глаза от письма и обвел взглядом слушателей, желая убедиться, что они не рассеялись подобно призракам.

— Мы слушаем, государь, — нетерпеливо сказала королева-мать.

Король, наименее нетерпеливый из всех, поскольку, может быть, он один понимал, насколько совершенное им серьезно с точки зрения монархии, продолжал читать медленно и слегка изменившимся голосом:

"Государь,

я как нельзя более польщен новым знаком уважения и доверия, коим Вашему Величеству угодно было почтить меня…"

— О! — воскликнула Мария Медичи, не в силах сдержать нетерпение, — он соглашается!

— Подождите, мадам, — сказал король, — здесь есть "но".

— Так читайте же, государь, читайте!

— Если вы хотите, чтобы я читал, мадам, не прерывайте меня.

И он продолжал с обычной медлительностью, какую вкладывал во все:

"… но, к несчастью, принять его я не могу".

— Ах, он отказывается! — не в силах сдержаться, в один голос воскликнули королева-мать и Месье.

У короля вырвался недовольный жест.

— Извините нас, государь, — сказала королева-мать, — и, пожалуйста, продолжайте!

Анна Австрийская, охваченная не меньшей ненавистью, чем Мария Медичи, но более владеющая собой вследствие привычки быть скрытной, прикоснулась белой, дрожащей от волнения рукой к платью свекрови, чтобы призвать ее к сдержанности и молчанию.

Король продолжал:

"Мое здоровье, и без того пошатнувшееся, еще более ухудшилось во время осады Ла-Рошели — осады, с Божьей помощью доведенной нами до благополучного конца; однако это напряжение исчерпало мои силы, и мой врач, моя семья, мои друзья требуют от меня обещания полного отдыха, а дать мне его могут лишь отсутствие дел и деревенское уединение".

— Ах, — произнесла Мария Медичи, вздохнув полной грудью, — пусть он отдыхает на благо королевства и мира в Европе.

— Матушка! Матушка! — сказал герцог Орлеанский, с беспокойством следя за раздраженным взглядом короля.

Анна сильнее сжала колено Марии.

— Ах! — воскликнула та вне себя, — вы никогда не узнаете, в чем я обвиняю этого человека, сын мой.

— Отнюдь, мадам, — сказал нахмурясь, Людовик XIII, — отнюдь, я это знаю.

И, сделав резкое ударение на этих последних словах, он продолжал читать с едва сдерживаемым нетерпением:

"Поэтому, государь, я удаляюсь в мой дом в Шайо, купленный в предвидении моей отставки. Прошу Вас, государь, принять ее, по-прежнему считая меня нижайшим — и главное, вернейшим — из Ваших подданных.

Арман, кардинал де Ришелье".

Все присутствующие одновременно встали, полагая, что чтение окончено. Королевы расцеловались, герцог Орлеанский направился к королю, чтобы поцеловать ему руку.

Но король взглядом остановил их.

— Это не все, — сказал он, — есть еще постскриптум. Хотя г-жа де Севинье не сказала еще, что обычно именно в постскриптуме содержится самая важная часть письма, все остановились при словах "есть еще постскриптум"

а королева Мария, не удержавшись, обратилась к своему сыну:

— Надеюсь, сын мой, что если кардинал изменил свое решение, то вы не измените своего.

— Я обещал, мадам, — ответил Людовик XIII.

— Послушаем постскриптум, матушка, — сказал Месье. Король прочел:

"P.S. Вместе с этим письмом Ваше Величество получит сведения о войсках, составляющих армию, и о состоянии их материальной части. Что касается суммы, оставшейся от шести миллионов, одолженных под мое поручительство, она составляет три миллиона восемьсот восемьдесят две тысячи ливров; они находятся в несгораемом шкафу, ключ от коего мой секретарь будет иметь честь передать непосредственно Вашему Величеству".

— Почти четыре миллиона! — произнесла королева Мария Медичи с алчностью, которую не нашла нужным скрыть.

Король топнул ногой; воцарилось молчание.

"Не имея кабинета в Лувре и опасаясь, что при перевозке доверенных мне государственных документов некоторые важные бумаги могут затеряться, я оставляю Вашему Величеству не только мой кабинет, но и весь мой дом, ибо все, чем я располагаю, получено мною от короля и, следовательно, принадлежит ему. Мои служащие останутся, чтобы облегчить Вашему Величеству работу; поступающие ко мне ежедневные доклады будут приходить к королю.

Сегодня в два часа дня Ваше Величество может вступить во владение моим домом или поручить это кому-либо другому.

Я заканчиваю эти строки так же, как закончил предшествующие им, осмеливаясь назвать себя признательнейшим и вернейшим подданным Вашего Величества.

Арман, кардинал де Ришелье".

— Итак, — хрипло сказал король, мрачно глядя на них, — вы все довольны и каждый мнит себя властелином!

Королева Мария, больше всех предвидевшая эту вспышку королевского достоинства, ответила первой.