Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 36. Исаак Лакедем. Актея

Еще до его появления на свет все предвещало необыкновенность ожидаемого ребенка. Перед самыми родами его мать посетило еще одно видение: женщине приснилось, что она гуляет на поляне недалеко от Тиана и на каждом шагу ей попадаются прекрасные, редкие, невиданные цветы, достойные быть возложенными к алтарю Флоры. Утром она захотела посетить именно это место, известное, кроме всего прочего, своим чудодейственным Асбамейским источником. Стоило клятвопреступнику случайно или намеренно, а то и по принуждению омочить в нем руки, как ледяная вода вскипала, поражая его столь жестокой болью, что, сделав несколько шагов, несчастный падал в страшных муках и вынужден был признаться в содеянном.

Так вот, неслыханное чудо явила собой эта лужайка, вся покрытая дивными цветами, каких никто не видывал в той стороне. Наперсницы матери Аполлония, придя к источнику, разбежались, словно нимфы, поспорив, кто составит лучший букет. Но госпожа не последовала их примеру, охваченная неодолимым желанием лечь на траву и заснуть. И тут большая стая белоснежных лебедей окружила ее. Птицы все теснее обступали спящую, пока не приблизились вплотную к ней, и вдруг, точно повинуясь небесному приказу, запели стройно и нежно и забили крыльями, освежая воздух над ее головой. От звуков почти божественного пения, от ощущения ласкового воздуха женщина проснулась, открыла глаза и, удивленная невиданным зрелищем, произвела на свет самое прекрасное дитя, появившееся с тех пор, как богини перестали рожать на земле.

Это и был Аполлоний Тианский, что ныне стоял на вершине Акрокоринфа — в белой тоге, с золотым обручем в волосах и завитой на персидский манер бородой. Источник Пирены журчал у его ног, тень священных платанов трепетала над его головой. Он беседовал со своими учениками не только о тонкостях философии Пифагора, но и об основах других учений, словно в него вселились души Зенона, Аристотеля, Платона и Хрисиппа.

С высокой вершины перед Аполлонием и его учениками открывался вид на два моря и обширные окрестности: на восток — до мыса Суний, на север — до горы Киферон, на запад — до Ахайи, а на юг — вплоть до Микен. Они видели и того самого путника, что полчаса назад высадился в Кенхрейской гавани, а теперь шагал в гору по крутой каменистой дороге, ведущей к цитадели.

По мере его приближения стало ясно, что он направляется к Аполлонию. Внимание учеников, окружавших знаменитого философа, отвлеклось от беседы, сосредоточившись на путнике. Вопреки своей привычке с первого взгляда оценивать незнакомого человека, угадывая страну, откуда он прибыл, его религию и даже настроение, Аполлоний разглядывал чужака с напряженным любопытством, граничившим с изумлением. Его удивление было заметно по взгляду, особенно пристальному, и по внезапному молчанию — он даже поднес палец к губам. Один из учеников по имени Филострат спросил:

— Учитель, кто этот неизвестный, чей приход, похоже, так сильно тебя занимает? Что ему нужно? Это друг? Враг? Твой почитатель? Противник нашей школы? А может, это просто посланец одного из тех царей, который оказывал нам гостеприимство, или мудрецов, у которых мы жили?

Аполлоний покачал головой.

— Ни то, ни другое, ни третье, — отвечал он, — это нечто большее… Никто не посылал его, ни властители, ни ученые. Он идет по собственной воле. Ему мало дела до наших теорий и школ. Отвлеченные споры мудрецов чужды ему, им владеет мысль, толкающая к действию. Он скорее друг, чем недруг. Он явился из отдаленных краев, чтобы искать во мне посредника. И он его найдет, ибо противник, выпавший на его долю, достоин нас. Он настолько же выше обыкновенных людей, насколько вершины платанов выше этого источника, насколько парящий в облаках орел выше вершин платанов. И наконец, мои дорогие ученики, к стыду моему, должен признаться, что его цель столь возвышенна, что я не могу постичь ее. Вопрос, который он задаст мне, столь труден и отличен от всего, чем обычно интересуются простые смертные, что я буду вынужден ему ответить: "Я не знаю".

Пораженные ученики переглянулись: впервые они услышали подобные слова из уст учителя.

— Мое смирение удивляет вас, — заметил Аполлоний. — Но запомните: истинная мудрость — в сомнении. Лишь истинные ученые осмеливаются на некоторые вопросы отвечать: "Я не знаю"!

— И все же, — промолвил второй ученик по имени Алкмеон, — скажи нам, что ты знаешь об этом человеке.

— Он горд и мрачен. Если бы, как наш божественный учитель Пифагор, он присутствовал при осаде Трои, то носил бы имя Аякса Оилида, этого великого хулителя богов.

— А откуда он прибыл? — спросил третий ученик.

— Его след теряется на побережьях, на границах пустынь, на краю лесов… Откуда он сейчас?.. Из Индии… Где он был с тех пор, как пустился в путь? В странах столь отдаленных, что мы и названий их даже не знаем. Он готовится задать мне вопрос, но за ответом я буду вынужден отослать его к другому. На его вопрос не ответили ни маги Азии, ни жрецы Египта, ни брамины Индии.

— Но ведомо ли тебе, о чем он собирается спросить?

Аполлоний снова внимательно пригляделся к путнику, теперь находившемуся от него не далее двадцати шагов.

— Да, ведомо.

— Что ему надо знать?

— Где отыскать золотую ветвь Энея…

— Стало быть, он, подобно Энею, хочет спуститься в ад?

— Он хочет пойти еще дальше.

Ученики снова переглянулись. Мало сказать, что эти слова Аполлония изумили их: они были совершенно ошеломлены.

— Так куда же этот дерзкий смельчак хочет попасть? — спросил Филострат.

— Тихо! — оборвал ученика Аполлоний. — Это его тайна. Если мне дано проникать в секреты других людей, то я не властен разглашать их.

Он шагнул навстречу путешественнику и. протянув руку, сказал:

— Исаак Лакедем, от имени Юпитера Гостеприимного Аполлоний Тианский приветствует тебя!

Путник застыл, пораженный, не ответив на приветствие ни словом, ни жестом.

— Ты мне не отвечаешь, — продолжал Аполлоний со свойственной ему мягкой, доброжелательной улыбкой. — А между тем ты меня понял, не так ли? Хоть ты из сынов Моисея, язык Гомера известен тебе.

— Ты прав, — произнес Исаак. — Я понял, но я в сомнении.

— В чем же ты сомневаешься?

— В том, что ты действительно Аполлоний Тианский.

— Почему?

— Потому что Аполлоний Тианский родился на двенадцатом или тринадцатом году консулата Августа, учился в Тарсе со стоиком Антипатром, философом Архедемом и обоими Афинодорами. Следовательно, ему должно быть около шестидесяти лет… а тебе не дашь больше половины этого возраста.

— Исаак, — заметил Аполлоний, — разве тебе не известно лучше, чем кому бы то ни было, что есть люди, которые не стареют?

Пришелец вздрогнул.