Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 33. Сальватор. Части 3,4

Когда пришло время запирать чемодан, тот оказался настолько забит, что г-н Жерар не смог закрыть его; он налег на него всем телом, но безуспешно. Тогда он наугад выбросил из чемодана охапку одежды и наконец закрыл его.

Затем он подошел к секретеру и достал из ящика, запиравшегося на два оборота ключа, портфель, в котором было на два не то на три миллиона ценных бумаг английских и австрийских банков: для такого случая он держал эти бумаги наготове.

Он снял пару двуствольных пистолетов, висевших в изголовье его кровати, быстро спустился с лестницы, побежал в конюшни, сам запряг пару лошадей в коляску. Он рассчитывал доехать в ней до Сен-Клу; там он наймет почтовый экипаж, поручит хозяину заботу о собственных лошадях до своего возвращения, а сам поедет в Бельгию.

Через двадцать часов, рассчитываясь с форейторами двойными прогонными, он пересечет границу.

Когда коляска была готова, он сунул пистолеты в карман дверцы, распахнул ворота, чтобы лишний раз не спускаться с козел, и поднялся в дом за вещами.

Чемодан оказался неподъемным. Господин Жерар попытался взвалить его на плечо, но понял, что это бесполезно.

Он решил дотащить его до кареты волоком.

Но в ту минуту как он наклонился, чтобы взяться за кожаную ручку, со стороны лестницы ему послышался едва уловимый шум, похожий на шорох одежды.

Он резко обернулся.

В темном дверном проеме возник белый силуэт.

Дверь напоминала нишу, белая фигура — статую.

Что означало это видение?

Кто бы это ни был, г-н Жерар отступил.

Призрак, словно с трудом отрывая ноги от земли, сделал два шага вперед.

Если бы не пошлая и гнусная физиономия убийцы, можно было подумать, что вы присутствуете на представлении "Дон Жуана", в тот момент как Командор, неслышно шагая по плитам пиршественной залы, заставляет отступать перед собой испуганного хозяина.

— Кто здесь? — спросил наконец г-н Жерар, стуча зубами от страха.

— Я! — отозвался призрак глухим голосом, словно исходившим из глубины склепа.

— Вы? — переспросил г-н Жерар, вытянув шею и пристально вглядываясь; он безуспешно пытался разглядеть вновь прибывшего: от страха ему словно упала на глаза пелена. — Кто же вы?

Призрак ничего не ответил и сделал еще два шага вперед. Он очутился в круге дрожащего света, отбрасываемого свечой, и опустил капюшон.

Пришелец и в самом деле походил на привидение: никогда более пожирающая худоба так деспотически не овладевала человеческим существом, никогда более мертвенная бледность не была разлита по человеческому лицу.

— Монах! — вскричал убийца тем же голосом, каким он сказал бы: "Я погиб!"

— Наконец-то вы меня узнали! — сказал аббат Доминик.

— Да… да… да… Я вас узнаю! — пролепетал г-н Жерар.

И, подумав, что вряд ли стоит опасаться физически слабого монаха, призванного выполнять на земле скромную и благочестивую миссию, он чуть смелее продолжал:

— Что вам от меня угодно?

— Я сейчас все объясню, — тихо проговорил монах.

— Не сейчас! — остановил его г-н Жерар. — Завтра… послезавтра.

— Почему не теперь же?

— Я на сутки уезжаю из Парижа, я очень спешу и не могу отложить свой отъезд ни на минуту.

— Вам все-таки придется меня выслушать, — настаивал монах.

— В другой раз, не сегодня, не сейчас.

Господин Жерар взялся за чемодан. Он сделал два шага к двери и потянул его за собой.

Монах отступил, загородив собой дверь.

— Вы не пройдете! — сказал он.

— Пустите! — взвыл убийца.

— Нет! — спокойно, но твердо возразил монах.

Господин Жерар понял, что между ним и этим живым призраком должно произойти нечто страшное.

Он бросил взгляд на то место, где обычно висели пистолеты.

Он только что сам их снял и отнес в коляску.

Он огляделся в поисках хоть какого-нибудь оружия.

Ничего!

Он судорожно порылся в карманах, надеясь обнаружить нож.

Нет!

— A-а! Ну да! Вы хотите меня убить, как убили своего племянника! — сказал монах. — Но даже если бы у вас в руках оказалось сейчас оружие, вам меня не убить. Господу угодно, чтобы я жил!

При виде его уверенного лица, слыша его торжественный голос, г-н Жерар почувствовал, как им снова овладевает ужас.

— Не угодно ли вам все-таки выслушать меня? — продолжал монах.

— Говорите! — скрипнул зубами г-н Жерар.

— Я пришел в последний раз, — печально обратился к нему монах, — просить вашего разрешения обнародовать вашу исповедь.

— Вы же требуете моей смерти! Это все равно, что отвести меня за руку на эшафот. Никогда! Никогда!

— Нет, я не требую вашей смерти. Если я получу ваше разрешение, освобождающее меня от клятвы хранить молчание, я не стану мешать вашему отъезду.

— Ну да! А как только я ступлю за порог, вы на меня донесете, сообщите обо мне по телеграфу, и через десять льё отсюда я буду арестован… Никогда, никогда!

— Даю вам слово, сударь — а вы знаете, я раб своего слова, — что я воспользуюсь этим разрешением завтра не раньше полудня.

— Нет, нет, нет! — повторил г-н Жерар, находя удовольствие в жестокости своего отказа.

— Завтра в полдень вы уже будете за пределами Франции.

— А если вы добьетесь моей выдачи?

— Я не стану этого делать. Я миролюбивый человек, сударь, и прошу, чтобы грешник раскаялся, а вовсе не требую его наказания, хочу не вашей смерти, а того, чтобы остался в живых мой отец.

— Никогда! Никогда! — завопил убийца.

— Это невыносимо! — проговорил аббат Доминик, словно разговаривая сам с собой. — Вы меня не слышите? Не понимаете моих слов? Не видите, как я страдаю? Не знаете, что я прошел восемьсот льё пешком, побывал в Риме, добивался от его святейшества разрешения обнародовать вашу исповедь и… и не получил такого разрешения?

Господину Жерару показалось, что над ним пролетела сама Смерть, но на сей раз она не задела его своим крылом.

Негодяй воспрял духом.

— Как вам известно, — сказал он, — ваше обязательство передо мной остается в силе. После моей смерти — да! Но пока я жив — нет!

Монах вздрогнул и машинально повторил:

— После его смерти — да! Пока он жив — нет!..

— Дайте же мне пройти, — продолжал г-н Жерар, — вы против меня бессильны.

— Сударь! — сказал монах и, раскинув белые руки в стороны, чтобы загородить преступнику путь, стал похож на мраморное распятие; сходство подчеркивала бледность его лица. — Вы знаете, что казнь моего отца назначена на завтра, на четыре часа?

Господин Жерар промолчал.

— Знаете ли вы, что в Лионе я слег от изнеможения и думал, что умру? Знаете ли вы, что, дав обет пройти весь путь пешком, я был вынужден одолеть сегодня около двадцати льё, так как после болезни смог продолжать путь лишь неделю назад?

Господин Жерар опять ничего не сказал.

— Знаете ли вы, — продолжал монах, — что я, благочестивый сын, сделал все это ради спасения чести и жизни своего отца? По мере того как на моем пути вставали преграды, я давал слово, что никакие препятствия не помешают мне его спасти. После этой страшной клятвы я увидел, что ворота, которые могли оказаться закрыты, незаперты, а вы не уехали, и я встречаю вас лицом к лицу, хотя все могло сложиться совсем иначе, верно? Не угадываете ли вы во всем этом Божью десницу, сударь?