Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 33. Сальватор. Части 3,4

— Простите мне выражение, господин граф; как сказал господин де Вольтер:

Я кошку кошкою зову, Роле — воришкой. [24] Н.Буало-Депрео, "Сатиры", I. — Перевод Г.Адлера.

Граф Рапт собирался было заметить достойному фармацевту, что его цитата неточна в отношении автора, если даже и точна в отношении стиха. Но он подумал, что не время затевать литературную полемику, и промолчал.

— Я не умею играть словами, — продолжал аптекарь. — Я лишь получил образование, необходимое для приличного содержания своей семьи, и не собираюсь вас убеждать, что выражаюсь, как академик. Но я возвращаюсь к вашему циркуляру и, повторяю, мы с вами единомышленники, если только я правильно его понял.

Эти слова, произнесенные довольно резко, обескуражили кандидата; он подумал, что избиратель может слишком далеко его завести, и поспешил остановить его лицемерными словами:

— Честные люди всегда поймут друг друга, господин Луи Рено.

— Раз мы договорились, — отвечал тот, — я могу вам рассказать, что происходит.

— Говорите, сударь.

— В доме, где я жил до того, как уступил его племяннику, доме, о котором я говорю со знанием дела, потому что он мне принадлежит, жил до недавнего времени бедный старый школьный учитель, то есть первоначально и не учитель даже, а музыкант.

— Ну, неважно.

— Да, неважно! Звали его Мюллер, и он почти бесплатно занимался с двадцатью ребятишками. На этом благородном и трудном посту он заменил профессионального учителя по имени Жюстен, уехавшего за границу в результате не дурных поступков, но семейных происшествий. Достойный господин Мюллер пользовался уважением всего квартала. Но черные люди из Монружа часто проходили мимо школы, они не могли без грусти или ненависти видеть детей, воспитывавшихся не ими. И вот однажды утром к этому человеку, временно замещающего учителя, явились незнакомые люди и сказали, что ему необходимо срочно убраться вместе с детьми и с семьей учителя, которого он замещал. И за две недели невежествующие братья захватили школу. Вы же понимаете, что там должно твориться хотя бы только в нравственном отношении, не так ли?

— Признаться, я не очень понимаю, — смутился г-н Рапт.

Посетитель подошел к графу и подмигнул:

— Вы же знаете новую песню Беранже?

— Я должен ее знать, — сказал г-н Рапт, — но нужно мне простить, если не знаю: меня два с половиной месяца не было во Франции, я ездил ко двору царя.

— Ах, если бы господин де Вольтер был жив, великий философ не сказал бы, как во времена Екатерины Второй:

Сегодня с Севера идет к нам ясный свет. [25] "Послания русской императрице Екатерине II". — Перевод Г.Адлера.

— Господин Луи Рено, — едва сдерживал себя граф, — умоляю вас, вернемся к…

— К новой песне Беранже! Вы хотите, чтобы я вам спел ее, господин граф? С удовольствием!

И фармацевт затянул:

— Вы откуда, совы, к нам?

— Из подземного жилища… [26] "Святые отцы". — Перевод Вс. Рождественского.

— Да нет, — оборвал его граф. — Вернемся к вашему господину Мюллеру. Вы требуете для него возмещения ущерба?

— Есть и другие возможности, — отозвался фармацевт. — Но я хочу говорить не только о нем: я полагаюсь на вас в том, что будет исправлена несправедливость, которая возмутила и вас, как я вижу. Нет, я хочу поговорить о торговле моего племянника.

— Заметьте, дорогой мой, что я все время изо всех сил только к этому вопросу и пытаюсь вас вернуть.

— С одной стороны, торговля моего племянника терпит убытки, потому что невежествующие братья заставляют детей петь целый день и завсегдатаи аптеки разбегаются, едва заслышат эти вопли.

— Я обещаю найти способ перевести школу в другое место, господин Рено.

— Погодите, — остановил его аптекарь. — Ведь это не все. У этих братьев есть сестры; монашки торгуют лекарствами за сорок процентов стоимости, которые они делают сами, — настоящим дурманом! И бывают такие дни, когда в аптеку не заходит никто, даже кошка! А мой племянник, которому осталось сделать мне три выплаты, готов уже закрыть дело, если вы не найдете, как помочь этому горю, в котором повинны как сестры, так и братья!

— Как?! — вскричал г-н Рапт с оскорбленным видом, понимая, что он никогда не кончит с путаником-аптекарем, если не будет ему поддакивать. — Невежественные монахини позволяют себе торговать медикаментами в ущерб одному из честнейших фармацевтов города Парижа?!

— Да, сударь, — подтвердил Луи Рено, взволнованный глубоким интересом, который граф Рапт, по-видимому, проявлял к его делу. — Да, сударь, они имеют эту наглость, длиннорясые!

— Невероятно! — вскричал граф Рапт, уронив голову на грудь, а руки — на колени. — В какое время мы живем, Боже мой, Боже!

Он с сомнением прибавил:

— И вы могли бы представить мне доказательство своих заявлений, дорогой господин Рено?

— Вот оно! — отвечал аптекарь, вынимая из кармана сложенный вчетверо листок. — Это петиция, подписанная двенадцатью самыми уважаемыми врачами округа.

— Меня это по-настоящему возмущает! — заверил г-н Рапт. — Передайте-ка мне этот документ, дорогой господин Рено: я дам вам за него отчет. Мы наведем в этом деле порядок, клянусь вам, или я потеряю право называться честным человеком.

— Правильно мне говорили, что я могу на вас положиться! — вскричал фармацевт, тронутый результатом своего визита.

— О! Когда я вижу несправедливость, я беспощаден! — заверял его граф, поднимаясь и выпроваживая своего избирателя. — Скоро я дам вам знать, и вы увидите, как я выполняю обещания!

— Сударь! — промолвил фармацевт, оборачиваясь и желая, как хороший актер, произнести прощальную реплику. — Не могу вам выразить, как я взволнован вашей откровенностью и прямотой. Когда я к вам входил, я, признаться, боялся, что вы не поймете меня так, как бы мне хотелось.

— Сердечные люди всегда сумеют друг друга понять, — поспешил вставить г-н Рапт, подталкивая Луи Рено к двери.

Славный аптекарь вышел, и Батист доложил:

— Господин аббат Букмон и господин Ксавье Букмон, его брат.

— Что за Букмоны? — спросил граф Рапт у письмоводителя Бордье.

Тот прочел:

"Аббат Букмон, сорока пяти лет, имеет приход в окрестностях Парижа; человек хитрый, неутомимый интриган. Редактирует некий вымышленный бретонский журнал, еще не издававшийся, под заглавием "Горностай ". Не брезговал ничем, чтобы стать аббатом, а теперь готов на все, чтобы стать епископом. Его брат — художник, пишет картины на библейские сюжеты, избегает изображения обнаженного тела. Он лицемерен, тщеславен и завистлив, как все бездарные художники".

— Черт побери! — воскликнул Рапт. — Не заставляйте их ждать!