Александр Дюма - Сальватор. Часть. 1,2

Туссен наклонился и подобрал стилет.

— А теперь, — продолжал Жан Бык, обращаясь к Сальватору, — что прикажете сделать с господином графом, хозяин?

— Завяжите ему рот платком, свяжите ему руки и ноги, — не теряя хладнокровия, отвечал Сальватор, — платок и веревки у вас в карманах.

Туссен-Лувертюр вынул из кармана платок, а Жан Бык — веревки.

Во время этих приготовлений Жану пришлось выпустить руку графа; тот, в надежде ускользнуть, воспользовался минутной свободой и отскочил в сторону с криком:

— На помощь!

Но прямо перед ним вырос генерал, который до той минуты стоял неподвижно и молча наблюдал за происходящим.

— Сударь! — обратился он к Лоредану, подняв дуло пистолета на уровень его лба. — Даю вам слово чести: если вы сделаете хоть одно движение, если попытаетесь бежать или позвать на помощь, я прострелю вам голову как бешеной собаке.

— Я, значит, имею дело с бандой разбойников? — спросил г-н де Вальженез.

— Вы имеете дело, — отозвался Сальватор, — с честными людьми, поклявшимися вырвать у вас из рук девушку, которую вы подло похитили.

Он подал знак Туссену и Жану.

— Давайте платок и веревки! — приказал он. — Только завяжите платок так, чтобы пленник не задохнулся, а веревки затяните настолько, чтобы он не мог шевельнуть ни рукой ни ногой. Я сейчас вернусь.

— Вам нужна моя помощь, сударь? — спросил генерал.

— Нет, оставайтесь здесь и присмотрите за тем, как все будет исполнено.

Генерал кивнул, и Сальватор исчез.

Туссен с поразительным проворством завязал платком рот графу, а Жан обмотал его с головы до ног веревкой и привязал ее конец к платку.

Скрестив на груди руки, г-н Лебастар де Премон наблюдал за ними.

Через десять минут они услышали конский топот, заглушаемый высокой травой в аллее; появился Сальватор, ведя под уздцы лошадь графа, а в другой руке неся железные клещи.

— Все готово, хозяин, — доложил Жан Бык, — и сделано на совесть, за это я отвечаю.

— Не сомневаюсь, Жан, — улыбнулся Сальватор. — А теперь, пока мы усадим этого господина на его лошадь, возьми клещи и отопри ворота.

У лошади были и повод и узда; уздечку сняли и тонким кожаным ремешком привязали графа де Вальженеза к его лошади.

— Вот так! — удовлетворенно проговорил Сальватор. — А теперь в путь!

Туссен взял лошадь под уздцы, и все двинулись к воротам.

Жан Бык с засовом в руке стоял у распахнутых ворот словно швейцар.

Сальватор подошел к нему.

— Знаешь хижину на берегу? — осведомился он.

— Это где мы собирались две недели назад?

— Совершенно верно.

— Как родной дом, господин Сальватор.

— Вот туда вы и доставите графа в целости и сохранности.

— Там есть кровать: ему будет удобно.

— Оба не спускайте с него глаз, Туссен и ты.

— Понял!

— В шкафу найдете мясо, хлеб и вино на два дня.

— На два дня… Стало быть, мы продержим его там два дня?

— Да… Если он проголодается или захочет пить, вы развяжете платок, освободите ему руки: пусть поест и попьет.

— Это правильно, всякий жить хочет.

— Глупая поговорка, Жан. А как же негодяи?

— Так если вам угодно, чтоб он не жил, господин Сальватор… — промолвил Жан Бык и провел ногтем большого пальца по горлу, — вы только скажите одно слово, ведь вы же меня знаете.

— Несчастный! — вскричал Сальватор и против воли улыбнулся при мысли о том, что этот человек готов слепо ему повиноваться.

— Вы не это имели в виду? Ну, и не будем больше об этом говорить, — сказал Жан.

Сальватор двинулся было к группе, состоявшей из связанного человека на лошади, Туссена и генерала.

Жан Бык его остановил.

— Да, вот еще… господин Сальватор… — начал он.

— Что такое?

— Когда его отпустить?

— Послезавтра в это же время. И позаботьтесь не только о пленнике, но и о лошади.

— Больше даже о лошади, господин Сальватор, больше, — покачал головой Жан Бык. — Ведь человек наверняка стоит меньше коня!

— В полночь оседланная лошадь должна стоять возле хижины; один из вас развяжет веревки, другой отворит дверь; вы отпустите пленника и пожелаете ему счастливого пути.

— Нам возвращаться в Париж?

— Да, возвращайтесь; ты, Жан Бык, отправишься на работу, словно ничего не произошло, и Туссену скажи, чтобы поступил так же.

— Всё?

— Всё.

— Работа нетрудная, господин Сальватор!

— И честная, дорогой Бартелеми. Значит, совесть твоя может быть спокойна.

— Раз уж к этому приложили свою руку вы, господин Сальватор…

— Спасибо, друг мой!

— Ну, в путь, господин граф! — приказал Жан Бык.

— Пошла, лошадка! — прикрикнул Туссен-Лувертюр, одной рукой поглаживая лошадь, а другой ведя ее за удила.

Жан Бык пошел с другой стороны; двое могикан отправились к хижине на берегу, сопровождая г-на Вальженеза.

На расстоянии, при свете луны г-н де Вальженез, со связанными руками и ногами лежащий на лошади, напоминал Мазепу.

10 1514

— А теперь, генерал, — сказал Сальватор, — закроем ворота и займемся господином Сарранти.

С помощью генерала Сальватор в самом деле запер ворота, потом кликнул Ролана — тот исчез, словно непреодолимая сила тянула его к скамейке в парке.

Сальватор позвал пса еще раз, голосом более властным, назвав его не Роланом, а Брезилем.

Собака, печально завывая, вышла из чащи; было очевидно, что ей помешали в исполнении ее самого горячего желания.

— Да, — прошептал Сальватор, — да, я знаю, чего ты хочешь, дорогой Брезиль. Не волнуйся, мы туда еще вернемся… Иди сзади, Брезиль, сзади!

Генерал словно не слышал разговора Сальватора с собакой; опустив голову, он машинально следовал за молодым человеком, не произнося ни слова.

Когда они миновали дуб и скамью, привлекавшие внимание Брезиля, Сальватор свернул в аллею, которая вела к замку, и тоже пошел молча.

Через несколько шагов безмолвие нарушил генерал.

— Вы не поверите, господин Сальватор, — сказал он, — какое волнение меня охватило при виде этой девочки.

— Девушка прелестна, это верно, — согласился Сальватор.

— У меня должна быть дочь тех же лет… если только она жива.

— Вы не знаете, что с нею сталось?

— Когда я уезжал из Франции, я поручил ее славным людям, у которых еще спрошу отчет, как только смогу сделать это открыто. Когда придет время, мы еще поговорим на эту тему, господин Сальватор.

Тот поклонился в знак согласия.

— Меня особенно взволновало, — продолжал генерал, — что вы назвали ее Миной.

— Так зовут эту девочку.

— Мою дочку тоже так звали, — прошептал генерал. — Я бы хотел, чтобы моя Мина оказалась столь же красивой и чистой, как ваша, дорогой господин Сальватор.