Александр Дюма - Дюма. Том 44. Волчицы из Машкуля

— Передайте, пусть она вспомнит о том, что я ей сказала в моей лачуге у постели, где лежали двое убитых по ее вине мужчин, передайте ей, что она совершает преступление, когда несет раздор и войну в страну, где даже враги защищают ее от предательства. Поторопитесь, мадемуазель, и с Богом!

С этими словами вдова стремительно вышла из дома. Вначале она побежала к кюре Сен-Фильбера, попросив прийти в донжон, затем со всех ног помчалась напрямик через поле к своей ферме.

За прошедшие сутки волнение Берты достигло предела; узнав о разоблачениях Жозефа Пико, девушка засомневалась не только относительно Куртена: она уже перестала доверять самому Мишелю.

Из памяти Берты никак не могло выветриться воспоминание о вечере накануне боя при Ле-Шене, когда она заметила мужскую фигуру под окошком Мари; время от времени это воспоминание искрой вспыхивало в сознании и болью отзывалось в сердце, а мысли о безучастном к ней отношении Мишеля во время выздоровления вряд ли помогали развеять все сомнения; когда же она узнала, что Куртен, действовавший, как она предполагала, не по собственной инициативе, направил корабль в открытое море, а главное после того как, охваченная тревогой за своего любимого, она вернулась в Ла-Ложери и не нашла его, ее ревнивые подозрения еще более усилились.

Однако она мгновенно забыла про все свои тревоги и печали, когда вдова напомнила о долге, ведь выполнение его было для нее самым главным в жизни, выше личных переживаний, даже выше любви.

Не теряя времени, она побежала на конюшню, выбрала самую выносливую лошадь, показавшуюся ей способной быстро преодолеть расстояние до города, насыпала ей двойную порцию овса, чтобы ноги ее не подкосила усталость, надела ей на спину нечто вроде вьючного седла и, взяв в руки уздечку, подождала, пока лошадь закончит жевать овес.

И в эту минуту ей послышался шум, который не мог быть незнаком людям в те смутные времена.

До ее слуха донеслась мерная поступь приближавшегося военного отряда.

Дверь постоялого двора сотряслась от громкого стука.

Через застекленное окно смежной с кухней пекарни девушка разглядела солдат, и с первых же их слов она догадалась, что военные ищут проводника.

И тут Берте, опасавшейся за судьбу отца, Мишеля и Малыша Пьера, больше всего на свете захотелось все разузнать. Она не хотела отправиться в путь, пока точно не выяснит намерения солдат; уверенная в том, что никто не сможет опознать ее в крестьянском платье, которое она по-прежнему не снимала, девушка пробралась из конюшни в пекарню, а из пекарни — на кухню.

Небольшим отрядом командовал лейтенант.

— Как?! — сказал он, обращаясь к мамаше Шомпре. — Неужели во всем доме нет ни одного мужчины?

— Да, сударь, — ответила старая женщина, — моя дочь вдовствует, а единственный слуга на конюшне, похоже, куда-то запропастился.

— Вообще-то я пришел за вашей дочерью, и, окажись она дома, мы взяли бы ее в проводники, как в ту памятную ночь у порога Боже, а если бы она не смогла пойти с нами, то указала бы нам подходящего человека, на которого можно было бы положиться, так как местным крестьянам, когда мы насильно берем их в проводники, никогда нельзя доверять: эти мерзавцы все до единого наполовину шуаны.

— Хозяйки Пико сейчас нет дома, но, может быть, ее сможет кто-то заменить? — произнесла Берта, решительно сделав шаг вперед. — А далеко ли вы направляетесь, господа?

— Ей-Богу, красавица! — воскликнул молоденький офицер, подходя ближе. — Клянусь, прелестное дитя, что я пойду за вами хоть на край света!

Опустив глаза, Берта стала теребить кончик передника, как простодушная деревенская девушка.

— Если это недалеко и если хозяйка позволит, я могу вас провести. Я неплохо знаю окрестности.

— Согласен! — сказал лейтенант.

— Но при одном условии, — продолжала Берта, — пусть кто-нибудь проводит меня обратно: мне будет страшно одной возвращаться назад.

— Ну, моя красавица, Боже сохрани, чтобы я доверил кому-нибудь другому столь почетную миссию! — воскликнул офицер. — Хотя такая любезность может мне стоить эполет. Итак, ты знаешь, как пройти в Ла-Банлёвр?

Услышав название принадлежавшей Мишелю фермы, где она провела несколько дней вместе с отцом и Малышом Пьером, Берта почувствовала, как по всему ее телу пробежала дрожь, холодный пот выступил на лбу, сердце заколотилось в груди; однако ей удалось справиться с волнением и не показать вида, что она испугалась.

— Ла-Банлёвр? — повторила она. — Нет, это не наши места. А что это? Замок или деревня?

— Это ферма.

— Ферма? А кому она принадлежит?

— Одному господину, по всей вероятности, он из ваших мест.

— Вы там решили остановиться на постой?

— Нет, мы направляемся туда по заданию.

— А что это значит — по заданию? — спросила Берта.

— Вот это да! — заметил лейтенант. — Такая молодая, а все хочет знать.

— А что здесь удивительного: если я поведу вас или покажу вам дорогу на Ла-Банлёвр, мне хотелось бы, по крайней мере, знать, что вы там собираетесь делать.

— Мы собираемся, — вступил в разговор младший лейтенант, желая ввернуть шутливое словцо, — пропустить одного белого через такую свинцовую стирку, что он станет синим.

— Ах! — воскликнула Берта, не в силах справиться с охватившей ее тревогой.

— Боже, что с вами? — спросил лейтенант. — Если бы мы назвали имя того, кого должны арестовать, я бы подумал, что речь идет о вашем возлюбленном.

— Что? — спросила Берта, призывая на помощь всю силу воли, чтобы скрыть тревогу, сжимавшую тисками грудь. — Этот господин — мой возлюбленный?

— Бывали случаи, когда короли женились на пастушках, — сказал младший лейтенант, явно настроенный на шутливый лад.

— Хорошо! — воскликнул лейтенант. — Однако, честное слово, перед нами пастушка, которая едва не падает в обморок, как знатная дама.

— Я? — произнесла Берта, пытаясь улыбнуться. — Чтобы я упала в обморок? Ну, вы скажете, господа! Так ведут себя девушки у вас в городе, но только не в деревне.

— Но, моя красавица, вы и в самом деле белее полотна.

— Боже, вы так просто говорите о том, что собираетесь убить человека, словно речь идет об охоте на зайца на опушке леса.

— Ну, это совсем разные вещи, — заметил младший лейтенант. — Подстреленного зайца можно зажарить на костре, а от убитого шуана какая польза?

Берта не смогла скрыть отвращения, которое вызвали в ней неудачные шутки молодого офицера.

— Ах, вот в чем дело! — воскликнул лейтенант. — Так, значит, вы вовсе не такая патриотка, как ваша хозяйка, и мы ошиблись, обращаясь к вам?

— Нет, я патриотка; однако, несмотря на ненависть к врагам, я еще не привыкла спокойно относиться к смерти.