Стефан Цвейг - Цвейг С. Собрание сочинений в 10 томах. Том 4

«Я разыскал миниатюру госпожи Севинье, времен Людовика XIV, она стоит сто франков. Хочешь ее приобрести? Это подлинный шедевр».

На следующий день он вносит поправку:

«Миниатюра отвратительна». Но, к счастью, ему снова невероятно повезло:

«Я открыл портрет твоей двоюродной бабки, королевы Франции Марии Лещинской, кисти Куапеля или во всяком случае кого-либо из его учеников. Я сказал себе: «Сходство портрета с оригиналом исключительное. Не упусти его, Лулу». И купил этот портрет».

Проходит неделя, и он узнает, что это не Куапель, а «только» Лайкре. К счастью, одна рама обошлась якобы в восемьсот франков ее хозяину. А он за все про все отдал лишь сто тридцать франков!

Иногда просто начинаешь сомневаться в его рассудке, например, когда он, ни на минуту не сомневаясь, пишет:

«Маленький пейзаж принадлежит кисти Рюйсдаля, Ми-вилль завидует мне — ведь я купил Натуара и Гольбейна за триста пятьдесят франков».

Если вспомнить, что в то же время тот же Бальзак в своем «Кузене Понсе» пишет о невероятной стоимости Гольбейна, то нам невольно приходится задать вопрос: неужели же ему ни разу не пришла в голову мысль, почему болваны, торговцы картинами, продают именно ему Гольбейна за триста франков? Но он не задает себе этого вопроса. Он мечтает. Он фантазирует. И он покупает. На каждом углу его подстерегает какая-нибудь фантастическая сделка. «Париж буквально вымощен такими случайностями». Оборотная сторона великолепных сделок станет явной только при продаже его имущества. На аукционе в отеле Друо, после смерти жены Бальзака, подводится безжалостный итог. Никто никогда ничего не услышит о всех этих Гольбейнах и Рюйсдалях. Ни в одном каталоге мы не найдем упоминания о каком-либо выдающемся полотне «из собрания Бальзака». Суммы, вырученные за его величайшие сокровища, ничтожны. Правда, он не дожил до этого. Но и ему пришлось сделать пренеприятное открытие. История его флорентийской мебели показала или должна была показать ему, насколько легче купить, чем продать. Впрочем, он должен бы намотать это себе на ум еще во времена Жарди, которое он купил за сто тысяч и вынужден был продать за пятнадцать тысяч.

21 декабря 1843 года Бальзак увидел у какого-то антиквара секретер и ветхий поставец, по всей вероятности, итальянской работы. И с той же фантазией, с которой он, не задумываясь, аттестовал однажды дряхлые часы, завалявшиеся в лавке старьевщика, часами королевы Генриетты Английской, он тотчас же пишет об этой мебели:

«Великолепные вещи из какого-то замка. Это секретер и поставец, изготовленные во Флоренции для Марии Медичи. На них ее герб. Оба предмета сделаны из массивного черного дерева и инкрустированы перламутром. Орнамент столь богат, изыскан и тонок, что покойный Соммерар упал бы в

обморок, увидев их. Я был просто ошеломлен. Таким вещам место в Лувре!»

Этот образцовый пример показывает нам, как неразрывно переплетена интуиция Бальзака с его страстью к коммерции. Стоит ему загореться восторгом, и его охватывает желание извлечь из прекрасного выгоду. Первоначальное его побуждение было еще эстетическое и даже с известным патриотическим оттенком:

«Нужно вырвать из рук буржуа это воспоминание о Медичи, о королеве, которая покровительствовала Рубенсу! Я напишу об этом статью в двадцать страниц».

Однако тут же он добавляет:

«С деловой точки зрения, на этом можно заработать много тысяч!»

На следующий день, 22 декабря, Бальзак приобрел обе вещи за тысячу триста пятьдесят франков (к счастью, с рассрочкой на год) и в придачу новую иллюзию, еще более нелепую, чем все остальные:

«Я сделал замечательное историческое открытие, которое еще уточню завтра. Марии Медичи принадлежал только поставец. Правда, на секретере — герб Кончини или герцога Эпернонского. Но, кроме того, там имеются буквы «ММ», заключенные в изящную рамку, словно в любовные объятия. Это указывает на интимные отношения Марии Медичи с ее фаворитом. Она подарила ему свой поставец и вдобавок заказала для него секретер. А маршал д’Анкре — правда, как маршал он фигура весьма смехотворная — заказал к секретеру еще перламутровую инкрустацию в виде пушек и прочих воинственных эмблем».

В этой фантастической истории верно только то, что Кончини, впоследствии маршал д’Анкре, действительно был фаворитом Марии. Все прочее, разумеется, является беллетристическим домыслом. Но благодаря этому домыслу в глазах Бальзака обе вещи стали гораздо дороже. На другой день он оценивает их еще дороже, и, более того, у него есть на примете и покупатель:

«Один только поставец стоит четыре тысячи франков. Я продам его королю для музея Соммерар, а секретер оставлю себе. Или лучше я предложу поставец дворцовому ведомству. Предмет этот достоин Лувра».

И отнюдь еще не реализованный барыш в бальзаковском воображении предназначен, чтобы с его помощью заключить новые великолепные и выигрышные сделки:

«Вытянув из Луи-Филиппа три тысячи франков за мой поставец, я буду весьма доволен. Ведь я получу тысячу шестьсот пятьдесят франков прибыли. А это маленький фонд, с которым можно пуститься в дальнейшее путешествие по антикварам и приумножить наши сокровища».

Но, как ни странно, госпожа Ганская не очень верит в эти великолепные сделки и упрекает Бальзака за его «мебельное безумие». А он пишет в ответ: «Я поручил продать один из нашумевших предметов за сумму, в которую мне обошлись оба. Значит, другая вещь мне достанется даром, да к тому же у меня останутся деньги, чтобы заплатить за канделябр».

Тертый калач, Бальзак пытается создать рекламу в прессе, чтобы ускорить продажу:

«В ближайшее время вы, вероятно, прочтете в газетах о том, какой фурор произвело мое открытие».

И 11 февраля в «Мессаже» действительно появляется описание мебели, принадлежащей Бальзаку:

«Один из знаменитейших наших писателей, который является большим любителем старины, совершенно случайно нашел мебель величайшей исторической ценности. Речь идет о поставце, украшавшем спальню Марии Медичи. Предмет, сделанный из массивного черного дерева, — один из великолепнейших и удивительнейших произведений искусства…»

Но короля, по-видимому, не удается убедить приобрести эту великолепную вещь, принадлежавшую его сиятельной предшественнице. В конце концов являются несколько старьевщиков, привлеченных газетной рекламой. Бальзак ликует:

«Нашелся покупатель. Он дает десять тысяч франков за оба предмета флорентийской работы, чтобы перепродать их за двадцать тысяч двору. Тысячу франков комиссионных он обещал антиквару Дюфуру. Но я уступлю ему только поставец. Ко мне является множество покупателей, даже антикваров. Все они единодушно восторгаются моей мебелью».