Генри Хаггард - Мари. Дитя Бури. Обреченный

– Слушай, король, если тебе так угодно. На южном склоне хребта Ингома, к западу от реки Ибулулвана, на окраине большого леса есть ущелье, густо поросшее колючим кустарником, и такое узкое, что пройти в него можно только по одному. Там лежит приметный черный камень, по форме напоминающий большую жабу с открытой пастью. А кое-кто нашел в нем сходство со мной, с Тем, кому не следовало родиться. Неподалеку живет однорукая старуха, слепая на один глаз. Руку ей отрубили по приказу Чаки незадолго до его смерти, за то, что она увидела будущее и предрекла гибель короля, после того как он убил ее отца, а ведь она была еще ребенком. Она тоже знахарка, подобно мне. С твоего позволения, я направлю к ней духа с посланием, и она присмотрит за тобой, о король, и твоими людьми, проведет в ущелье, туда, где стоят несколько старых хижин и протекает ручей. Там тебя никто не отыщет, если не найдется предатель.

– Кто предаст меня, если никто не узнает, куда я иду? Посылай духа, и немедленно, пусть эта однорукая ведьма ждет нас.

– К чему спешка, король, ведь путь до леса неблизкий. Что ж, воля твоя. Теперь помолчи, а то накликаешь беду.

Вдруг Зикали впал в транс, замер, закрыл глаза, лицо стало неподвижно, как у мертвеца, а на губах выступила пена. Зрелище жуткое, особенно в сгустившемся мраке хижины.

Кечвайо дрожал от страха, глядя на старика. Тут король распахнул плащ, и я увидел широкое копье с укороченным на шесть дюймов древком, оно крепилось к петле на поясе таким образом, чтобы его можно было выхватить в любую минуту. Он схватил древко, явно замышляя убить старика, и тут вдруг словно передумал, мне даже показалось, будто его губы беззвучно произнесли «еще не время», разжал пальцы и запахнул плащ.

Зикали медленно открыл глаза и взглянул на потолок своей хижины, откуда послышался странный звук, похожий на визг летучей мыши. Он выглядел как мертвец, вернувшийся с того света. Несколько минут, навострив уши, старик делал вид, будто прислушивается к этим звукам.

– Очень хорошо. Дух, который я призвал, уже посетил ту, кого зовут Однорукая, и вернулся с ответом. Разве ты не слышал, о король, как с соломенной крыши раздавался ее голос?

– Я слышал какой-то звук, знахарь, – испуганно ответил Кечвайо, – но мне показалось, что это летучая мышь.

– Так и есть, король, быстрая летучая мышь с широкими крыльями. Она сказала, что моя однорукая сестра будет ждать вас спустя три дня в этот час по ту сторону брода Ибулулвана, в том самом месте, где рядом на одном бугре растут три молочая. Однорукая будет сидеть под средним и прождет всего два часа, не более, она покажет вам тайный проход в ущелье.

– Дорога каменистая и путь неблизкий – мне придется спешить, а ведь я уже утомлен долгим путешествием.

– Верно, король, поэтому не мешкай. Тем паче я как будто слышу лай собак, а стало быть, и белые люди где-то неподалеку.

– Клянусь головой Чаки, я никуда не пойду, – проворчал Кечвайо, – ведь я надеялся найти здесь приют на ночь.

– Воля твоя, король, мой дом – твой дом. Только Однорукая не станет ждать дольше условленного срока, и тебе придется искать другое укрытие, поскольку об ущелье знаем лишь мы с ней, а я не могу вторично вызывать дух, и проводить туда короля я тоже не могу.

– Да, знахарь, мы оба знаем об этом месте, однако, сдается мне, лучше, если бы о нем знал я один. У меня есть ложка табака для тебя, знахарь. – Эта поговорка означала: «я точу на тебя зубы». – Как видно, тогда, в Долине костей, ты направил меня и весь зулусский народ по ложному пути. Заставил меня объявить войну белым людям и погубил всех нас.

– Может, память мне изменяет, но я не помню, чтобы когда-нибудь совершил нечто подобное. Кажется, это дух Мамины, которую я вызвал из мира мертвых, предрек королю победу, так ведь ее слова сбылись. Она посулила королю и другие победы, за морем в далекой земле, несомненно, сбудется и это в свой срок. Сам же я ничего не советовал ни королю, ни его советникам, ни полководцам.

– Ты лжешь, знахарь! – прохрипел Кечвайо. – Не ты ли вызвал Небесную принцессу как знамение войны? Разве не держала она в руке копье Чаки? А ведь ты сам мне признался, что хранил его у себя! Как оно попало от тебя к нашей богине?

– Я уже объяснил, о король, как это случилось. Что сказать об остальном? По-твоему, Номкубулвана у меня в услужении, приходит и уходит, когда мне вздумается?

– Думаю, так и есть, – холодно отрезал Кечвайо. – Кроме того, лучше бы тебе хорошенько забыть то место, где я собираюсь найти убежище. Сдается мне, ты слишком зажился на этом свете, Открыватель, и причинил достаточно зла дому Сензангаконы, ведь ты всегда его ненавидел.

Говоря это, король снова украдкой потянулся к острию копья, скрытому под его плащом.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Зикали, тоже заметив его хитрую уловку. – Король собрался меня убить, потому что я старый, немощный, одинокий и безоружный, он забыл все предостережения о том, что день моей смерти станет последним и для него. Замыслил свершить то, что не удалось ни Чаке, ни Дингаану, ни даже Панде, ведь я до сих пор жив. Но я не держу зла на короля, ведь это так естественно, если он не желает оставлять в живых того, кто посвящен в тайну убежища, ведь речь идет о его жизни и смерти. Копье, которое прячет король, слишком острое, оно запросто проткнет мою грудь, поэтому я должен найти мой щит. Где же он? Огонь, в тебе еще теплится жизнь. Пробудись, сделай дымовую завесу моим щитом!

Зикали взмахнул своими длинными обезьяньими руками над золой костра, и от него тут же поднялась тонкая струйка белого дыма с неприятным запахом и начала принимать неясные очертания, смутно напоминавшие человеческую фигуру. Мне же она показалась всего лишь призрачной колеблющейся тенью.

– Куда ты так пристально смотришь, о король? – продолжал Зикали злым, пробирающим до костей голосом. – Кого ты видишь? Какого защитника послал мне огонь? Здесь так много призраков, так что я сам не знаю и не могу точно сказать, кто из них пришел. Кто же это? Кого ты убил и сделал своим врагом?

– Мой брат Умбелази, – простонал Кечвайо, – стоит передо мной с поднятым копьем. Умбелази, которого я убил в сражении у реки Тугела, смотрит на меня горящими глазами и собирается пронзить копьем. Он говорит какие-то непонятные слова. Защити меня, знахарь, повелитель духов! Защити меня от духа Умбелази!

Зикали дико хохотал и все размахивал руками над костром, от которого продолжал валить густой дым, пока не заполнил всю хижину.

Когда дым рассеялся, Кечвайо исчез, будто и не бывало!

– Скажи, Макумазан, ты когда-нибудь видел подобное? – спросил он, обращаясь к шкуре, под которой я задыхался от духоты.

– Да, – отозвался я, высунув голову, как черепаха, – в этой самой хижине, тогда из дыма тоже появилась фигура той, кого я знал прежде. Скажи, Зикали, как ты это делаешь?