Нино Палумбо - Заплесневелый хлеб

Триджани искал только предлога, чтобы отправить его восвояси. Дать ему работу он сейчас не мог, потому что его постоянный мастер, едва выздоровев, согласился, чтобы не потерять место, работать за ту же плату, что и Амитрано.

— Моя жена все надежды возлагает на работу, которую вы мне обещали, и благодарит небо, что в поисках помещения я случайно попал на вашу улицу, — решился все же сказать Амитрано и шагнул вперед, чтобы увидеть выражение лица дона Николо.

— Да, да, знаю! — ответил наконец Триджани. — Только сейчас скверные времена. Кризис все еще не кончился. Банки сокращают свои операции и не дают кредита ни за какие проценты. Они предпочитают сами выкачивать золото и прятать его подальше. Я это знаю из самых верных источников. И к тому же цены могут упасть еще ниже. Легко сказать, делать мебель впрок! У меня и так немало ее запасено. Февраль и март — плохие месяцы и для нас! К тому же приходится учитывать требования фабрикантов.

Он и сейчас говорил, не оборачиваясь, глядя в окно, хотя ровно ничего не мог там увидеть, потому что свет в магазине был ярче, чем на улице.

Амитрано чувствовал, что задыхается, но сдерживал себя и даже поддакивал, делая вид, что согласен с доводами троюродного брата.

— И все же, дон Николо, не могли бы вы дать мне хоть какую-нибудь работу? — спросил он, как только тот замолк. — Я совершенно разорен! Такая крупная фирма, как ваша, всегда может хоть чем-нибудь занять мастера. Ведь клиенты к вам все время обращаются.

Он почти вплотную подошел к нему. Но дон Николо упорно продолжал смотреть в окно.

— Неужели ты думаешь, что я не дал бы тебе работу, если бы она у меня была? Но каждый из нас соразмеряет свои возможности со своими потребностями, дорогой Амитрано!

— Дайте мне обить какой-нибудь гостиный гарнитур или хотя бы несколько кресел, стульев… — он поискал глазами еще не обитые гарнитуры, — а потом мы обтянем их материей по выбору покупателей. Что значит для вас заготовить немного мебели впрок? Для меня же это означает занять работой вот эти самые руки, на которых сейчас такая большая семья!

Он чуть не сказал, что одной из причин поспешности, с которой он собрался и приехал в этот город, и было как раз обещание Триджани. Но вовремя удержался. Все равно его братец тут же постарался бы снять с себя всякую ответственность, обвинил бы его в легкомыслии за то, что он положился на простое обещание.

— Вы же помните, о каких низких расценках мы с вами договаривались, — продолжал Амитрано, — они возможны только в такие тяжелые времена. Вы знаете, что рабочий в моем положении согласен трудиться за любую плату, лишь бы не сидеть сложа руки.

Триджани, соглашаясь, легонько кивал головой, по-прежнему уставившись в витрину. Своего решения он изменить не мог и ждал только подходящего момента, чтобы со всей твердостью сказать, что по крайней мере сейчас ничего поделать нельзя. Ему невыгодно было объяснять, почему именно он договорился со своим мастером, так же, как невыгодно было, — мало ли что может случиться? — окончательно порывать с Амитрано. Если бы его мастер вдруг опять заболел или, обратившись к инспекции, потребовал разных там компенсаций, Амитрано еще мог оказаться ему полезным.

— У меня большая семья и большие расходы, — продолжал Амитрано, глядя, как его родственник кивает головой, и надеясь разжалобить его этими подробностями, — каждое утро, не успеешь и лба перекрестить, выкладывай двадцать лир: за квартиру, за свет, за воду. А ведь надо еще накормить девять ртов! Те немногие деньги, что мне удалось наскрести, тают, как воск! А когда и они кончатся, не знаю уж, что мне продавать, куда голову преклонить.

Он замолчал, понимая, что, если и теперь ему не удалось растрогать Триджани, то бессмысленно далее расписывать свою нищету. Он шел на все эти унижения только для того, чтобы его родственник почувствовал, как тяжко ему возвращаться домой с известием, что и эта последняя надежда рухнула.

Дон Николо медленно вынул руки из карманов, разгладил отвороты пиджака и обернулся.

— Дорогой мой, я тебя понимаю! — сказал он и пошел в глубь помещения, вынуждая Амитрано следовать за собой. — Но для переселения тебе надо было выбрать другое время. Мертвый сезон бывает не только в маленьких городках, но и здесь, у нас. Ты должен был подумать о том, что мы пережили кризис и что его последствия еще далеко не ликвидированы.

Однако он понял, что затронул тему, не имеющую ничего общего с обещанием, которое, пусть наполовину, но все же было им дано. И заговорил о другом.

— Ну, что я могу тебе заказать? Смотри! Гарнитуров с необитыми стульями и креслами очень мало. Ну вот этот или вон те. Может, такому провинциалу, как ты, покажется, что этого много, но никак не мне, я завален самой различной мебелью. К тому же в нынешние времена я не могу вкладывать средства в мебель, которую еще неизвестно когда продам.

Он обернулся, услышав стук входной двери. Вошли два пожилых человека. Прежде чем Амитрано успел сказать, чтобы дон Николо, не стесняясь, занялся покупателями, а он, дескать, обождет, троюродный брат протянул ему руку.

— Попробуй зайти недели через три-четыре. Тогда посмотрим. Если у меня будет какая-нибудь работа, я поручу ее тебе, — говорил он, уже подходя к покупателям.

Слегка кивнув головой, Амитрано пошел к выходу.

— Обманщик! — сказал он вслух, едва закрыв за собой дверь. — Нисколько не изменился! Продержал два часа, чтобы в конце концов заявить, что у него нет никакой работы. Крутил, вертел и так и этак, не осмеливаясь сказать сразу. Обычный прием подобных негодяев. А уж этот, со своим свиным рылом!.. Никогда в его жилах не текла настоящая кровь. Мне уже не впервой слышать такие советы: «Сегодня умри, а завтра как-нибудь перебьешься!» И люди еще говорят, будто от доброго дерева родится добрый плод! Не хочу его попрекать, но ведь я жизнью готов был рисковать, когда тетки болели испанкой. А его мои беды ни капельки не трогают. Вот так родственник! Да он даже не предложил мне сесть, обращался со мной хуже, чем со своим работником! Боже мой! Где же нынче человеческие чувства?!

Злость взяла его, когда он вспомнил, как унижался перед Триджани. Прав был отец: никогда не надо унижаться перед людьми, выставлять напоказ свою нищету.

Люди не любят выслушивать жалобы на нищету. Их это раздражает и даже пугает. Они и обращаются с тобой, как с нищим. Нет, нищету надо прятать под маской улыбки, стараться, чтобы ее не увидели в морщинах на твоем лбу, в горькой складке у рта. Ее надо скрывать и, рыдая, не переставать улыбаться. Как говорится в старой неаполитанской поговорке: «В сердце нож, а на устах улыбка». Именно так! Люди не могут и не желают понять чужие слезы и страдания. Они интересуются тобой, ценят тебя только, если ты выглядишь веселым и беззаботным. А если ты умеешь прихвастнуть, пофасонить — и того лучше! Тем больше у тебя шансов привлечь внимание ближнего, заинтересовать его. Человека считают не таким, каким он стремится быть, а таким, каким ему удается казаться. Но ведь лицемером и обманщиком тоже надо родиться.